Копибара

Гараж.

У женщин гаража не бывает. У женщин есть квартира. Гараж бывает только у мужиков. Настоящий мужик на квартиру не претендует, но и в гараж никого не пустит. Никого - это ее. Свою любимую женщину. Это его место. Это его дом. Это его мир. Ключ есть только у него.

Мужик использует гараж по разному. Кто-то хранит машину. Кто-то водит туда женщин. Кто-то мастерит. Какой мир, такой и гараж. Мой отец сносил туда вещи.

Фотографии наших душ, так он их называл. Плащ сгинувшего до моего рождения дяди Бори, плюшевая собака без глаз, битые чашки японского сервиза, сломанная клетка - последнее пристанище хомяка Фомы. Хлам, так называла эти вещи мать. Хлам заполнял пространство под кроватями, оккупировал полки, падал со шкафов и иным образом вызывал ее раздражение.

- Все это понадобится, - объяснял сокращение полезной площади отец, и в доказательство вышел на работу в плаще дяди Бори. Плащ, из еле обработанной коровьей шкуры, прошедший войну, в глубоких, как от шрапнели, сколах, ржавый, как днище танкера, и такой же тяжелый, вызвал нездоровое оживление на заводе. Лепестки кожи опадали, указывая направление движения отца. Внимания тот не любил и плащ больше не надевал. Мать покрутила у виска, но объявила кратковременное перемирие.

И тогда отец добыл гараж. Отнес туда накопленное за много лет. Превратил гараж в санаторий для вышедших на пенсию вещей. Перевел дух и принялся за старое. Каждый его визит к нам, выросшим его детям, заканчивался предложением забрать ненужную вещь.
Вещи, как правило, не отказывались. Мы тоже.

И вот он умер. Мой отец. Пришло время установить кто умер. Впервые в жизни я вхожу в его мир, в его дом.

Топоры, их он делал всю жизнь, зеленые бархатные туфли - это я была директором гостиницы, хохломской стульчик моего крошечного племянника, сваха-радиола, устроившая мой пожизненный роман с ABBA, куртка, возвращенная первым мужем, после развода. Разбежавшись в свою собственную жизнь мы с сестрой и матерью почти не общались и лишь вещи, материальные осколки наших душ, снова собирали целое под сырыми сводами гаража. Отец превратил гараж в храм. Храм нерассказанных историй ждущих своего часа.

И вот он умер. Сам стал ненаписанной историей. О вещах и об отце. И о матери. Ибо мать пришла «привести гараж в порядок».

Мы открыли гараж. Увидев ее вещи съежились, утратили форму, задрожали и превратились в хлам… Есть у женщин, то есть у тех кто живет в квартире, и такая страсть. Сведения счетов. Или, что то же самое, наведения порядка. В беспорядке. Обычно являющего нам неизвестный порядок. А наведение порядка у того, кто не может создать новый беспорядок - это самая страшная месть. Это уничтожение памяти. И наоборот, великодушие, как способность души допустить неведомый порядок и не распасться.

Что то было переставлено, что-то выкинуто, что-то продано. Больше некому было защитить вещи. Пришёл старьевщик, а точнее говоря, вор. Сгрузил вещи в свою тележку и увез, украв у вещей их историю, превратив в просто «клетку», просто «куртку», просто «велосипед». Мы смотрели ему вслед. Он поднялся на горку, начал спускаться, сначала пропала тележка, потом и он сам, и, наконец пропала шляпа. Я услышала тонкий печальный звук. Оборвалась тончайшая, как паутина, нить истории. Я поняла что чувствуют люди, утратившие бога.

Я не могла спасти все истории. Я думаю, что не могла. Я забрала только те, кому могла рассчитывать дать жизнь. Остальным я сделала фотографию. На память.

Мои вещи снова вернулись ко мне. Я расставила их на полу в гостиной. Вошел муж и весело приветствовал меня: «Решила открыть лавочку антиквариата?»

Я не была расположена к шутке в тот момент. Я посмотрела на него так, что он немедленно уехал в командировку. На три дня. Эти три дня я непрерывно думала об отце.

Ужасном человеке, так и не отдавшем до конца свой мир любимой… и так оставшийся любимым. О человеке, для которого не существовало вещей и поэтому он их собирал. Парадокс.

Когда я напишу историю этих вещей, я напишу историю отца. Я так и назову ее.

Гараж.

www.tg-me.com/us/Копибара/com.copy_bara/934

2.8K viewsedited  Mar 15 at 09:15

Гараж.

У женщин гаража не бывает. У женщин есть квартира. Гараж бывает только у мужиков. Настоящий мужик на квартиру не претендует, но и в гараж никого не пустит. Никого - это ее. Свою любимую женщину. Это его место. Это его дом. Это его мир. Ключ есть только у него.

Мужик использует гараж по разному. Кто-то хранит машину. Кто-то водит туда женщин. Кто-то мастерит. Какой мир, такой и гараж. Мой отец сносил туда вещи.

Фотографии наших душ, так он их называл. Плащ сгинувшего до моего рождения дяди Бори, плюшевая собака без глаз, битые чашки японского сервиза, сломанная клетка - последнее пристанище хомяка Фомы. Хлам, так называла эти вещи мать. Хлам заполнял пространство под кроватями, оккупировал полки, падал со шкафов и иным образом вызывал ее раздражение.

- Все это понадобится, - объяснял сокращение полезной площади отец, и в доказательство вышел на работу в плаще дяди Бори. Плащ, из еле обработанной коровьей шкуры, прошедший войну, в глубоких, как от шрапнели, сколах, ржавый, как днище танкера, и такой же тяжелый, вызвал нездоровое оживление на заводе. Лепестки кожи опадали, указывая направление движения отца. Внимания тот не любил и плащ больше не надевал. Мать покрутила у виска, но объявила кратковременное перемирие.

И тогда отец добыл гараж. Отнес туда накопленное за много лет. Превратил гараж в санаторий для вышедших на пенсию вещей. Перевел дух и принялся за старое. Каждый его визит к нам, выросшим его детям, заканчивался предложением забрать ненужную вещь.
Вещи, как правило, не отказывались. Мы тоже.

И вот он умер. Мой отец. Пришло время установить кто умер. Впервые в жизни я вхожу в его мир, в его дом.

Топоры, их он делал всю жизнь, зеленые бархатные туфли - это я была директором гостиницы, хохломской стульчик моего крошечного племянника, сваха-радиола, устроившая мой пожизненный роман с ABBA, куртка, возвращенная первым мужем, после развода. Разбежавшись в свою собственную жизнь мы с сестрой и матерью почти не общались и лишь вещи, материальные осколки наших душ, снова собирали целое под сырыми сводами гаража. Отец превратил гараж в храм. Храм нерассказанных историй ждущих своего часа.

И вот он умер. Сам стал ненаписанной историей. О вещах и об отце. И о матери. Ибо мать пришла «привести гараж в порядок».

Мы открыли гараж. Увидев ее вещи съежились, утратили форму, задрожали и превратились в хлам… Есть у женщин, то есть у тех кто живет в квартире, и такая страсть. Сведения счетов. Или, что то же самое, наведения порядка. В беспорядке. Обычно являющего нам неизвестный порядок. А наведение порядка у того, кто не может создать новый беспорядок - это самая страшная месть. Это уничтожение памяти. И наоборот, великодушие, как способность души допустить неведомый порядок и не распасться.

Что то было переставлено, что-то выкинуто, что-то продано. Больше некому было защитить вещи. Пришёл старьевщик, а точнее говоря, вор. Сгрузил вещи в свою тележку и увез, украв у вещей их историю, превратив в просто «клетку», просто «куртку», просто «велосипед». Мы смотрели ему вслед. Он поднялся на горку, начал спускаться, сначала пропала тележка, потом и он сам, и, наконец пропала шляпа. Я услышала тонкий печальный звук. Оборвалась тончайшая, как паутина, нить истории. Я поняла что чувствуют люди, утратившие бога.

Я не могла спасти все истории. Я думаю, что не могла. Я забрала только те, кому могла рассчитывать дать жизнь. Остальным я сделала фотографию. На память.

Мои вещи снова вернулись ко мне. Я расставила их на полу в гостиной. Вошел муж и весело приветствовал меня: «Решила открыть лавочку антиквариата?»

Я не была расположена к шутке в тот момент. Я посмотрела на него так, что он немедленно уехал в командировку. На три дня. Эти три дня я непрерывно думала об отце.

Ужасном человеке, так и не отдавшем до конца свой мир любимой… и так оставшийся любимым. О человеке, для которого не существовало вещей и поэтому он их собирал. Парадокс.

Когда я напишу историю этих вещей, я напишу историю отца. Я так и назову ее.

Гараж.

BY Копибара