В этом году я ушла от терапевтки, с которой работала больше трёх лет. Для меня эта история — в первую очередь о власти и ответственности терапевта в отношениях с клиентом, масштабы которых мы часто не осознаём.
Мой уход был связан с тем, что терапевтка начала всё чаще отменять встречи — конечно, всегда по уважительным причинам, но мне от этого легче не становилось. Мне и так было непросто находиться в терапии после начала войны, было непонятно, как вообще разговаривать о том, что со мной происходит, а тут ещё чуть ли не единственная оставшаяся стабильная вещь в моей жизни перестала такой быть. В те разы, когда мы всё-таки встречались, мы обсуждали, как я себя чувствую, когда мы не видимся, и в итоге это потеряло всякий терапевтический смысл. При этом моя терапевтка будто бы не видела эту проблему как системную, и, судя по всему, не собиралась брать ответственность за её решение на себя, поэтому это пришлось сделать мне.
Эмоционально я оказалась в ситуации, слишком хорошо знакомой мне с детства: я чувствовала себя брошенным ребёнком, вынужденным самостоятельно решать взрослые проблемы, потому что реальные взрослые самоустранились. Это ощущение только усилилось на нашей последней встрече, где я попыталась поделиться своими тяжёлыми чувствами, но не получила в этом никакой поддержки от терапевтки и в итоге смогла нормально их сформулировать только в письме, которое отправила вечером того же дня. У меня было странное ощущение, будто бы человек, которого я знаю несколько лет, сломался: вместо помощи и принятия на себя ответственности я получила лишь вежливые оправдания. После моего письма она предложила встретиться ещё раз, но я решила, что для неё этого делать не хочу, а для себя — не вижу смысла.
Я прекрасно знаю по себе, что в терапии может случиться всякое: тебя может выбить из профессиональной позиции, клиент может чем-то попасть в твоё слепое пятно или больное место. Именно для этого мы страхуем себя постоянной супервизией и личной терапией — чтобы иметь возможность в конечном итоге прийти в сознание, увидеть, что пошло не так, и при необходимости — извиниться (не путать с «оправдаться»). Это не даёт гарантии, что ущерб, причинённый клиенту, будет нивелирован — но мы обязаны хотя бы попытаться, иначе человек рискует остаться наедине с ощущением своей ненужности, как и произошло со мной. Надеюсь, что мне этот болезненный опыт поможет ещё внимательнее относиться к тому, как я распоряжаюсь своей терапевтической властью (в конце концов, должен же в этой грустной истории найтись хотя бы какой-то смысл).
В этом году я ушла от терапевтки, с которой работала больше трёх лет. Для меня эта история — в первую очередь о власти и ответственности терапевта в отношениях с клиентом, масштабы которых мы часто не осознаём.
Мой уход был связан с тем, что терапевтка начала всё чаще отменять встречи — конечно, всегда по уважительным причинам, но мне от этого легче не становилось. Мне и так было непросто находиться в терапии после начала войны, было непонятно, как вообще разговаривать о том, что со мной происходит, а тут ещё чуть ли не единственная оставшаяся стабильная вещь в моей жизни перестала такой быть. В те разы, когда мы всё-таки встречались, мы обсуждали, как я себя чувствую, когда мы не видимся, и в итоге это потеряло всякий терапевтический смысл. При этом моя терапевтка будто бы не видела эту проблему как системную, и, судя по всему, не собиралась брать ответственность за её решение на себя, поэтому это пришлось сделать мне.
Эмоционально я оказалась в ситуации, слишком хорошо знакомой мне с детства: я чувствовала себя брошенным ребёнком, вынужденным самостоятельно решать взрослые проблемы, потому что реальные взрослые самоустранились. Это ощущение только усилилось на нашей последней встрече, где я попыталась поделиться своими тяжёлыми чувствами, но не получила в этом никакой поддержки от терапевтки и в итоге смогла нормально их сформулировать только в письме, которое отправила вечером того же дня. У меня было странное ощущение, будто бы человек, которого я знаю несколько лет, сломался: вместо помощи и принятия на себя ответственности я получила лишь вежливые оправдания. После моего письма она предложила встретиться ещё раз, но я решила, что для неё этого делать не хочу, а для себя — не вижу смысла.
Я прекрасно знаю по себе, что в терапии может случиться всякое: тебя может выбить из профессиональной позиции, клиент может чем-то попасть в твоё слепое пятно или больное место. Именно для этого мы страхуем себя постоянной супервизией и личной терапией — чтобы иметь возможность в конечном итоге прийти в сознание, увидеть, что пошло не так, и при необходимости — извиниться (не путать с «оправдаться»). Это не даёт гарантии, что ущерб, причинённый клиенту, будет нивелирован — но мы обязаны хотя бы попытаться, иначе человек рискует остаться наедине с ощущением своей ненужности, как и произошло со мной. Надеюсь, что мне этот болезненный опыт поможет ещё внимательнее относиться к тому, как я распоряжаюсь своей терапевтической властью (в конце концов, должен же в этой грустной истории найтись хотя бы какой-то смысл).
BY Между нами говоря
Warning: Undefined variable $i in /var/www/tg-me/post.php on line 280
Secret Chats are one of the service’s additional security features; it allows messages to be sent with client-to-client encryption. This setup means that, unlike regular messages, these secret messages can only be accessed from the device’s that initiated and accepted the chat. Additionally, Telegram notes that secret chats leave no trace on the company’s services and offer a self-destruct timer.
What is Telegram?
Telegram’s stand out feature is its encryption scheme that keeps messages and media secure in transit. The scheme is known as MTProto and is based on 256-bit AES encryption, RSA encryption, and Diffie-Hellman key exchange. The result of this complicated and technical-sounding jargon? A messaging service that claims to keep your data safe.Why do we say claims? When dealing with security, you always want to leave room for scrutiny, and a few cryptography experts have criticized the system. Overall, any level of encryption is better than none, but a level of discretion should always be observed with any online connected system, even Telegram.
