Stalag Null

Окей, дисклеймер: человек может иметь какие угодно взгляды, испытывать какие угодно эмоции – их в принципе невозможно контролировать. Мой разбор вообще не касается вопроса того, кто прав, кто виноват.
Меня интересует одно: как это сформулировано. Иными словами, мы с вами разберем то, что есть на руках — нарратив.
(Да, канал Шталаг нуль БУДЕТ пользоваться этим термином, потому что тут без него никуда)

Почему же нарратив тут так важен?
Потому что, как оказалось, многие считают, будто большие преступления – массовые убийства, этнические чистки, геноциды – проводят люди, которые, подобно злодеям в сёненах, рассказывают, сидя на горе черепов, как они всех убьют, всех ограбят.

Это, разумеется, абсолютно не так. Массовые убийства всегда объясняют политикой безопасности – т.е., рассказывают о том, что это единственный способ выжить самим и защитить себя. Решение подается как жестокое, но НЕОБХОДИМОЕ, а так же как МОРАЛЬНО ОПРАВДАННОЕ.

Из чего строится этот нарратив?
Настала самая пора нам с вами почитать Мейнэрда, которого я до этого неоднократно советовала – он хорошо обобщает научные наработки по теме.
Итак:

1. Отсечение альтернатив: никаких других рабочих вариантов нет, только уничтожить. Ни переговоры не сработают, ни какие-то более аккуратные бережные методы. "Эти" (враждебная группа) понимают только ковровые бомбардировки.

2. Абсолютизация угрозы: восприятие себя как гонимых, как главных и единственных жертв, которые буквально на грани исчезновения – и которые ведут войну за выживание. Мы или они, буквально.
В такой ситуации самые жесткие меры – не более чем самозащита; а еще самые жесткие меры подаются как героические, потому что помогают "нам" спастись.
(Это часто абсурдно смотрится со стороны: ситуация перевернута с ног на голову, и те, кто в позиции силы, считают себя жертвами, так, нацисты видели себя именно жертвами евреев.
Внутри, впрочем, все разумно и логично)

3. Бьют по группе; по сути, это эдакая де-индивидуализация.
Именно принадлежность к враждебной группе считается приоритетным признаком человека: неважно, какие у него взгляды, как он живет и что говорит. Важно, КТО ОН. Если он взрослый, то он враг; если ребенок – то будущий враг, если пожилой человек – то враг в прошлом. Журналист, доктор, учительница, спасатель – неважно, он в первую очередь враг, потому что принадлежит к враждебной группе.
Еще важно: при этом группу в целом меряют по самым радикальным, опасным представителям (такие вполне могут иметься): косоваров по армии освобождения Косово, армян по дашнакам. (Все косовары террористы!)

4. Морализация происходящего (ну куда без морали-то).
Действия против враждебной группы маркируются как морально правильные, как соответствующие ценностям патриотизма, защиты своих, слабых и страдающих, как храбрость против опасного врага.

Самое интересное, что все эти идеи растут из вполне обыденных желаний: каждое сообщество печется о своей безопасности, переживает из-за угроз, хочет, чтобы в будущем их было поменьше.
Проблема в том, что в некоторых ситуациях это желание безопасности радикализуется, доходит до абсолюта и до абсурда. Мир воспринимается как чудовищно небезопасное место (все против нас!), а угрозы видятся экзистенциальными (новый Холокост!), и любая форма собственного ответа начинает выглядеть правильно, морально и адекватно.

Примеры составляющих этого нарратива радикализованной безопасности вы и можете наблюдать на скринах (широко разошедшихся, к слову).
И, знаете, мне кажется, это язык, который абсолютно недопустим, особенно от лидеров мнений, особенно от людей, выступающих за ценности гуманизма и свободы.
В этой ситуации не так даже важно, что происходит на Ближнем Востоке: важно, что это риторика в русскоязычном поле, для русскоязычной аудитории, и эта риторика развращает людей, которые смотрят, слушают, заводятся.

В историческом смысле это явление поучительное, в человеческом же — совершенно вопиющее
Я тоже работаю в русскоязычном поле, и хочу, чтобы тут ни про кого и никогда так не говорили.

* Maynard J.L. Ideology and Mass Killing. OUP, 2022

www.tg-me.com/nl/Stalag Null/com.stalagnull/886

44.8K viewsOct 12, 2023 at 09:11

Окей, дисклеймер: человек может иметь какие угодно взгляды, испытывать какие угодно эмоции – их в принципе невозможно контролировать. Мой разбор вообще не касается вопроса того, кто прав, кто виноват.
Меня интересует одно: как это сформулировано. Иными словами, мы с вами разберем то, что есть на руках — нарратив.
(Да, канал Шталаг нуль БУДЕТ пользоваться этим термином, потому что тут без него никуда)

Почему же нарратив тут так важен?
Потому что, как оказалось, многие считают, будто большие преступления – массовые убийства, этнические чистки, геноциды – проводят люди, которые, подобно злодеям в сёненах, рассказывают, сидя на горе черепов, как они всех убьют, всех ограбят.

Это, разумеется, абсолютно не так. Массовые убийства всегда объясняют политикой безопасности – т.е., рассказывают о том, что это единственный способ выжить самим и защитить себя. Решение подается как жестокое, но НЕОБХОДИМОЕ, а так же как МОРАЛЬНО ОПРАВДАННОЕ.

Из чего строится этот нарратив?
Настала самая пора нам с вами почитать Мейнэрда, которого я до этого неоднократно советовала – он хорошо обобщает научные наработки по теме.
Итак:

1. Отсечение альтернатив: никаких других рабочих вариантов нет, только уничтожить. Ни переговоры не сработают, ни какие-то более аккуратные бережные методы. "Эти" (враждебная группа) понимают только ковровые бомбардировки.

2. Абсолютизация угрозы: восприятие себя как гонимых, как главных и единственных жертв, которые буквально на грани исчезновения – и которые ведут войну за выживание. Мы или они, буквально.
В такой ситуации самые жесткие меры – не более чем самозащита; а еще самые жесткие меры подаются как героические, потому что помогают "нам" спастись.
(Это часто абсурдно смотрится со стороны: ситуация перевернута с ног на голову, и те, кто в позиции силы, считают себя жертвами, так, нацисты видели себя именно жертвами евреев.
Внутри, впрочем, все разумно и логично)

3. Бьют по группе; по сути, это эдакая де-индивидуализация.
Именно принадлежность к враждебной группе считается приоритетным признаком человека: неважно, какие у него взгляды, как он живет и что говорит. Важно, КТО ОН. Если он взрослый, то он враг; если ребенок – то будущий враг, если пожилой человек – то враг в прошлом. Журналист, доктор, учительница, спасатель – неважно, он в первую очередь враг, потому что принадлежит к враждебной группе.
Еще важно: при этом группу в целом меряют по самым радикальным, опасным представителям (такие вполне могут иметься): косоваров по армии освобождения Косово, армян по дашнакам. (Все косовары террористы!)

4. Морализация происходящего (ну куда без морали-то).
Действия против враждебной группы маркируются как морально правильные, как соответствующие ценностям патриотизма, защиты своих, слабых и страдающих, как храбрость против опасного врага.

Самое интересное, что все эти идеи растут из вполне обыденных желаний: каждое сообщество печется о своей безопасности, переживает из-за угроз, хочет, чтобы в будущем их было поменьше.
Проблема в том, что в некоторых ситуациях это желание безопасности радикализуется, доходит до абсолюта и до абсурда. Мир воспринимается как чудовищно небезопасное место (все против нас!), а угрозы видятся экзистенциальными (новый Холокост!), и любая форма собственного ответа начинает выглядеть правильно, морально и адекватно.

Примеры составляющих этого нарратива радикализованной безопасности вы и можете наблюдать на скринах (широко разошедшихся, к слову).
И, знаете, мне кажется, это язык, который абсолютно недопустим, особенно от лидеров мнений, особенно от людей, выступающих за ценности гуманизма и свободы.
В этой ситуации не так даже важно, что происходит на Ближнем Востоке: важно, что это риторика в русскоязычном поле, для русскоязычной аудитории, и эта риторика развращает людей, которые смотрят, слушают, заводятся.

В историческом смысле это явление поучительное, в человеческом же — совершенно вопиющее
Я тоже работаю в русскоязычном поле, и хочу, чтобы тут ни про кого и никогда так не говорили.

* Maynard J.L. Ideology and Mass Killing. OUP, 2022

BY Stalag Null