Практики чтения первого отпускного дня 🦆

Ситуация на столе

Ровно три месяца прикроватной книгой у меня была каноническая монография исследовательницы Унелмы Конкки о Карельских обрядовых плачах, которую пару лет назад роскошно переиздали Common place тиражом в семьсот экземпляров. С обширным фото-приложением и ягельными форзацами. Унелма Конкка была собирательницей северного фольклора, писательницей и исследовательницей, семью которой раскулачилив начале 30-х. В 1960-ые Конкка занялась очень разнородной и сложной традицией северной причети, которая в каждом районе Карелии была своя. Исследование она посвятила похоронным и свадебным причитаниям в Южной и Северной Карелии.

Карельская плачевая традиция (заплачки) — одна из самых стойких и сильных. Плач вообще — прародитель лирической поэзии. Причитания — женская поэзия, почти каждая женщина умела выразить горе и скорбь через заплачки и плачи, оберегала и знала обряды, консолидировала их в своей фигуре хранительницы и передавала дальше.

Поэзия причети — сложный метафорический язык плачей с символическими заменами обыденных понятий, целая система затемненных метафор и иносказаний, которой плакальщицы владели виртуозно, ни один плач не повторялся, слова не учились наизусть заранее, как в обычной песне. Плач — всегда импровизация, основанная на четкой традиции, вбирает в себя ситуативные обращения и метафоры, которые плачея умела слагать буквально налету. Безумно поэтичная и прозрачная образность — образ белого лебедя и души-птицы распространен в Северной Карелии, воплощение красоты бесконечной печали, Северная Карелия — страна озёр и «горьких еловых лесов», вся природная красота впитывалась в метафорику плачей, рождая уникальную поэзию.

Вообще, история похоронного обряда и сопутствующих ему действий и слов — удивительная, насыщенная и глубокая традиция, которую мы полностью утратили. Вся бесконечно вариативная палитра причитаний и плачей кажется таким красивым и правильным способом выразить и совместно прожить горе потери, и так странно и немного завидно наблюдать за поэтичной мудростью посмертия предков.

Из любопытных деталей обряда — в гробу проделывали окошко на уровне головы покойника справа, чтобы он мог «смотреть» и «наблюдать», а при опускании гроба в могилу и зарывании землёй всегда приплакивали хором, громко выли, причем в плачах были характерны мотивы-просьбы не «зарывать глубоко под камни, а уложить ивовыми прутьями» или «оставить хоть муравьиный ход» — всё для того, чтобы была иллюзия проницаемости между мирами, а с покойником можно было свидеться.

Обряды перехода были устроены по четким правилам, и главное, все в общине-деревне-роду знали, что делать и как действовать. Например, на шестой неделе (самый важный день, финал перехода) накрывали стол, и плакальщица шла на кладбище и причитаниями звала покойного и всех «родителей» прийти на трапезу. Входили умершие по белым рушникам, выкинутым через окно, а где-то оставляли накрытый стол с распахнутыми окнами, в каждом из которых по белому полотенцу «для входа» на ночь, причитали, зазывали покойных, и молча удалялись, возвращаясь только с утра.

Для примера красоты и образности, один из плачей, произносимых при омывании тела:

Отбелите до белизны белых лебедей моего белого хорошего [отца], чтобы не сошел он с белого света к белым прародителям необмытым.
Украсьте, подобно красивым зимним подорожникам, моего красивого хорошего, чтобы с красивого света не ушел он неочищенный к красивым прародителям.
Может, белый мой хороший придет ранней весной белым лебедем на первые прогалины. Я, сникший стан, хоть на его белизну поглядела бы.

Вторая часть книги, как будто бы даже более объемная, посвящена свадебным обрядам и плачам. Свадебная плачея, причитальщица (или даже несколько) — главный человек при невесте до свадьбы и во время. Она причитала, а невеста неистово выла и плакала. Чем громче и обильнее плач — тем счастливее будет жизнь замужем. Во время самого главного обряда — свадебной бани, невеста иногда не могла идти от рыданий, и её везли до бани на лошади или несли на руках.

Расплетание волос — важная часть свадебного обряда, атрибут скорби и перехода в другой статус. Вообще, ритуалы вокруг волос наделены магическим сакральным значением — перед выданьем невесте расчесывают волосы все провожающие, причитывая, особенно мать, а после — заплетают в две косы. Волосы — объект причитывания у всех групп карел, символ девичьей воли, изменение прически важнейшая часть перехода от девичества к замужней женщине. Теперь очень хочется почитать исследование Нины Гаген-Торн о «Магическом значении волос и головного убора в свадебном обряде Восточной Европы», там столько диких и поражающих нюансов.

Особенно любопытно размышление о том, откуда вообще идет традиция "слезливой" свадьбы в Карелии. Это вряд ли связано с принудительным замужеством, так как на Севере договорные браки были редки. Скорее, свадебные плачи — про отрезание невесты (антилас) от её рода, расставание с прежней жизнью и примыкание к роду мужа в качестве вечно чужой, в чем есть глубокая несправедливость и трагизм. А еще это про обращение к умершим предкам и родичам невесты, про магическую сторону плачей-заклинаний, с помощью которых просят у мертвых счастья на будущую семейную жизнь. Бесконечно много интересного, в общем, на очереди монография Светланы Адоньевой «Свадьбы в России: ценности и социальный порядок», stay tuned.

Практики чтения в Вологде 🩵

Из нового романа Родриго Кальдерона «Симпатия», решила зафиксировать ключевой отрывок:

«Оставить чашку нетронутой или разом проглотить все. Принять мир таким как есть или испить до дна. И в том и в другом можно усмотреть доказательство существования Бога — но также и Его несуществования. В таком случае рассказ идеально балансирует на грани. Он не безнадежная констатация бессмысленности мира, но и не откровение тайной гармонии, примиряющей противоположности. Между этими полюсами прошла вся его жизнь, полная фильмов и книг, которые по очереди ложились на одну из двух чаш весов. Утопая в пучинах безволия, Улисес пачками смотрел документалки про холокост, сталинские чистки или оставшиеся безнаказанными жуткие преступления на американском Среднем Западе. Испытывая приступ оптимизма, пересматривал любимые фильмы:
«Форреста Гампа», «Крестного отца» или «Льва» — и укреплялся в убеждении, что каждое действие и каждая мысль в мире имеют свой вес и кто-то ведет счет всех расплат и вознаграждений.
Иногда он забывал о предосторожности, начинал перечитывать Кафку и впадал в депрессию.
Кафка разрешал дилемму самым безжалостным образом. Бог, вне всякого сомнения, есть. Проблема — в характере Бога. По романам, дневникам и письмам Кафки это было видно со всей ясностью. Пребывая в хорошем настроении, Бог превращает тебя в букашку и запирает в склянке под видом комнаты, а потом забывает про тебя навсегда. Пребывая же в настроении дурном, Он объявляет тебя виновным, несколько дней пытает ожиданием и кормит надеждой, а после убивает. Как собаку»

Первая встреча клуба «Сами читали» состоится уже на следующей неделе. Приходите обсуждать с Настей и Вовой, библиотекарями Некрасовки, классные книжки — будем говорить о суперзадорной и актуальной истории.

Небольшой роман голландки Анны Вольтц «Гипс» — об одном дне Фитц, в котором она: украла гипс, влюбилась, помогла медсестре в больнице, откуда украла гипс, и успела о многом подумать.

Если вы не прочитали книгу — всё равно приходите! Будем говорить о разном вокруг литературы и делиться любимым чтением 💞