Forwarded from Forbes | Образование
Почему можно долгие годы прилежно изучать иностранный язык и так и не начать на нем говорить? Возможно, потому что вам объяснили устройство мотора, но так и не дали сесть за руль.
Преподаватель французского языка Инна Дулькина объясняет, как должно строиться изучение иностранного языка, и разбирает самые частые ошибки в обучении, мешающие уверенно заговорить на новом языке.
#иностранные_языки
@forbes_education
Преподаватель французского языка Инна Дулькина объясняет, как должно строиться изучение иностранного языка, и разбирает самые частые ошибки в обучении, мешающие уверенно заговорить на новом языке.
#иностранные_языки
@forbes_education
Еще меня часто спрашивают: по каким учебникам вы занимаетесь. Ответ: по тем, которые лучше всего подходят для достижения ваших целей. К каждому горному пику – от A2 до С2 – ведут несколько троп, и по какой из них идти, мы решаем вместе. Потому что прокладывать путь предстоит студенту, я – как гид – его сопровождаю и поддерживаю, говорю, куда точно сворачивать не следует, а где, наоборот, можно срезать. Но путь – его, и если ему больше нравится вон та тропа с лютиками, а не эта с елочками, пойдем по той, что с лютиками.
Когда вы выбираете маршрут, вы, как правило, всегда вспоминаете свои прежние дороги. «Только не Попова-Казакова», – просит Марина. Она училась по этой книжке с открывками из Ромена Роллана и Анри Труайя в университете, и ей не хотелось бы воспроизводить этот опыт. Кроме того, Марина недавно переехала во Францию, и ей надо как можно скорее перейти от уровня «могу объясниться в булочной» до «могу болтать со своими французскими друзьями не только о погоде». Поэтому мы берем французский учебник, где те самые слова, которые французы употребляют чаще других, классные тексты из газет и журналов, которые так и хочется обсудить, и куча интервью в записи, чтобы уж точно понимать, что тебе сказала соседка с лестничной клетки. Этот учебник мы дополняем по необходимости грамматическими упражнениями, чтобы Марине не пришлось долго думать – как мне сейчас на испанском – какая там будет форма глагола? А, точно, эта. Тем более, французы ужасные снобы, и к ошибкам в речи относятся гораздо менее толерантно, чем аргентинцы, среди которых я сейчас живу.
У Сергея другая история. Он занимался французским с носителем, и ему совсем не понравилось. «Он просто рассказывал мне о своей жизни и ничему не учил», – объясняет он. А опыт работы с российским преподавателем у него положительный. «Я так в детсве выучил немецкий с репетитором. Потом поехал в Германию и очень быстро стал все понимать. Все структуры, которые мы проходили, я помню до сих пор. А то, что мы так и не прошли, я до сих пор как следует не усвоил». Сергей не хочет говорить уже вчера. Ему важно разобраться во внутреннем устройстве языка, всех этих местоимениях, временах и артиклях и затем употреблять их в речи. С ним мы будем работать по современному российскому учебнику с аутентичными текстами, подробным объяснением специфических трудностей и скрупулезным разбором грамматических тем. Нет, не Попова-Казакова (она создавалась в другое время и для решения других задач).
С Кариной мы начнем изучение французского с постановки произношения – близкое знакомство с внешней оболочки языка помогает понять его внутренней организации, как минимум здорово облегчает аудирование. Аня осознает, что у нее неидеальное произношение, но улучшать его сейчас – не приоритет. Хочется узнать побольше слов и научиться употреблять их в речи, чтобы чувствовать себя свободно, когда домой приходят гости. Поэтому с ней мы будем решать ее задачи с помощью разных пособий, а фонетикой займемся во вторую очередь.
Мне не нравится, когда у учителя есть любимый учебник, от которого он не отходит ни на шаг. Мне нравится, когда преподаватель понимает мои цели и строит программу в соответствии с ними – идет ли речь о паре занятий или о длительной работе. Иначе зачем брать индивидуальные уроки?
Мой самый неудачный опыт случился, когда я решила вспомнить давно неиспользуемый английский – в работе с французами он, правда, редко пригождается – и взять пару уроков разговорной практики. Я собиралась на свадьбу к друзьям в другую страну и хотела чувствовать себя на празднике комфортно. Я понимала, что за пару уроков не возьму новый уровень. Но я могла бы освежить в памяти то, что знала. Со мной надо было поговорить на светские темы, напомнить забытые слова, подсказать пару выражений, исправить самые повторяющиеся ошибки. Учительница предложила мне прочитать текст и к следующему уроку выучить его наизусть. Больше я не пришла.
А каким был ваш худший урок иностранного языка?
#какучитьязык
#профранцузский
Когда вы выбираете маршрут, вы, как правило, всегда вспоминаете свои прежние дороги. «Только не Попова-Казакова», – просит Марина. Она училась по этой книжке с открывками из Ромена Роллана и Анри Труайя в университете, и ей не хотелось бы воспроизводить этот опыт. Кроме того, Марина недавно переехала во Францию, и ей надо как можно скорее перейти от уровня «могу объясниться в булочной» до «могу болтать со своими французскими друзьями не только о погоде». Поэтому мы берем французский учебник, где те самые слова, которые французы употребляют чаще других, классные тексты из газет и журналов, которые так и хочется обсудить, и куча интервью в записи, чтобы уж точно понимать, что тебе сказала соседка с лестничной клетки. Этот учебник мы дополняем по необходимости грамматическими упражнениями, чтобы Марине не пришлось долго думать – как мне сейчас на испанском – какая там будет форма глагола? А, точно, эта. Тем более, французы ужасные снобы, и к ошибкам в речи относятся гораздо менее толерантно, чем аргентинцы, среди которых я сейчас живу.
У Сергея другая история. Он занимался французским с носителем, и ему совсем не понравилось. «Он просто рассказывал мне о своей жизни и ничему не учил», – объясняет он. А опыт работы с российским преподавателем у него положительный. «Я так в детсве выучил немецкий с репетитором. Потом поехал в Германию и очень быстро стал все понимать. Все структуры, которые мы проходили, я помню до сих пор. А то, что мы так и не прошли, я до сих пор как следует не усвоил». Сергей не хочет говорить уже вчера. Ему важно разобраться во внутреннем устройстве языка, всех этих местоимениях, временах и артиклях и затем употреблять их в речи. С ним мы будем работать по современному российскому учебнику с аутентичными текстами, подробным объяснением специфических трудностей и скрупулезным разбором грамматических тем. Нет, не Попова-Казакова (она создавалась в другое время и для решения других задач).
С Кариной мы начнем изучение французского с постановки произношения – близкое знакомство с внешней оболочки языка помогает понять его внутренней организации, как минимум здорово облегчает аудирование. Аня осознает, что у нее неидеальное произношение, но улучшать его сейчас – не приоритет. Хочется узнать побольше слов и научиться употреблять их в речи, чтобы чувствовать себя свободно, когда домой приходят гости. Поэтому с ней мы будем решать ее задачи с помощью разных пособий, а фонетикой займемся во вторую очередь.
Мне не нравится, когда у учителя есть любимый учебник, от которого он не отходит ни на шаг. Мне нравится, когда преподаватель понимает мои цели и строит программу в соответствии с ними – идет ли речь о паре занятий или о длительной работе. Иначе зачем брать индивидуальные уроки?
Мой самый неудачный опыт случился, когда я решила вспомнить давно неиспользуемый английский – в работе с французами он, правда, редко пригождается – и взять пару уроков разговорной практики. Я собиралась на свадьбу к друзьям в другую страну и хотела чувствовать себя на празднике комфортно. Я понимала, что за пару уроков не возьму новый уровень. Но я могла бы освежить в памяти то, что знала. Со мной надо было поговорить на светские темы, напомнить забытые слова, подсказать пару выражений, исправить самые повторяющиеся ошибки. Учительница предложила мне прочитать текст и к следующему уроку выучить его наизусть. Больше я не пришла.
А каким был ваш худший урок иностранного языка?
#какучитьязык
#профранцузский
Мой худший урок был, на самом деле, не уроком иностранного языка, а уроком вождения. Мне очень хочется – такой, какая я есть сейчас, – перенестись не несколько минут в 2004 год на восточную окраину Москвы и обнять себя двадцатитрехлетнюю, с плачем выходящую из машины.
Я иногда думаю: почему я все это не прекратила? Почему не перестала ходить сразу же, как услышала от инструктора: «Еще раз так сделаешь, я тебе палец отрежу?» или «Ну вот, считай, ты бабушку сбила. У тебя мозги на капоте». Почему не отправилась тут же в эту школу Топаз на Измайловском бульваре и не потребовала: деньги вернуть, инструктора уволить? Почему не рассказала родителям, которые наверняка бы меня поддержали? Я чувствовала себя такой униженной и никчемной – установка на то, что ты должна во всем слушаться учителя и все делать хорошо, на самом деле, очень сомнительная – что даже рассказывать об этих так называемых уроках мне было стыдно.
Вспомнила я об этой истории, потому что мне попалась на глаза статья про автошколу «За рулем только женщины», которая работает в пригороде Буэнос-Айреса. Основала ее Рози Рохас.
«Я обучаю женщин вождению, чтобы они могли ни от кого не зависеть и самостоятельно водить машину, – рассказывает Роза. – У меня есть ученицы, мужья которых не хотят, чтобы они учились водить. Кто-то приходит тайком. Однажды ко мне в офис заявился мужчина со своей женой и сказал при всех: «Даже и не знаю, сможешь ли ты ее чем-нибудь научить. Похоже, тебе потребуется дубинка». Мне хотелось убить его на месте. Разумеется, я взялась учить его жену, она уже давно получила права и ездит сама везде, куда хочет».
Сама Роза работала учительницей. Чтобы заработать побольше денег, стала подрабатывать в такси. После нескольких неприятных инцидентов с пассажирами-мужчинами, Роза решила возить только женщин. Однажды одна из пассажирок попросила Розу научить ее водить. Та долго отказывалась и, наконец, согласилась. Ученица сдала на права и стала всюду рассказывать о своей прекрасной инструкторке. В конце концов, Роза открыла свою автошколу, где за три года прошли обучение более 500 учениц. По официальным данным, за 2023 год в Аргентине только 28% прав на вождение автомобилем были выданы женщинам. Оставшиеся 72% – мужчинам.
Когда у Розы спрашивают, почему многие женщины боятся водить машину, она отвечает: «Потому что учат их преимущественно мужчины. Огромное количество женщин получают права, но боятся садиться за руль. У некоторых из моих учениц был плохой опыт обучения в обычной автошколе. Многие инструкторы вели себя некорректно», – рассказывает она.
95% инструкторов в школе Розы – женщины. Обучают в ней также преимущественно женщин, а еще квир-людей и мужчин, которые по разным причинам столкнулись с дискриминацией в автошколах.
О чем эта история? О том, что параллельно с традиционным обучением, построенном на иерархиях и насилиии и куда можно либо вписаться, либо нет – во Франции до сих пор в некоторых школах зачитывают вслух списки учеников, где первое место занимает круглый отличник, а последнее – самый несчастный двоечник –, развивается и другое образование, которое не впечатывает ученика в готовую форму, а выстраивает ее вокруг него. Которое идет от студента, признает – а не презрительно игнорирует – его сомнения и страхи и помогает их преодолевать. Вас больше не бросают в воду – а дальше смотрим, выплывет, не выплывет? – а учат плавать, давая столько поддержки, сколько необходимо. Как мы видим на примере школы Розы, это прекрасно работает.
#прообучение
Я иногда думаю: почему я все это не прекратила? Почему не перестала ходить сразу же, как услышала от инструктора: «Еще раз так сделаешь, я тебе палец отрежу?» или «Ну вот, считай, ты бабушку сбила. У тебя мозги на капоте». Почему не отправилась тут же в эту школу Топаз на Измайловском бульваре и не потребовала: деньги вернуть, инструктора уволить? Почему не рассказала родителям, которые наверняка бы меня поддержали? Я чувствовала себя такой униженной и никчемной – установка на то, что ты должна во всем слушаться учителя и все делать хорошо, на самом деле, очень сомнительная – что даже рассказывать об этих так называемых уроках мне было стыдно.
Вспомнила я об этой истории, потому что мне попалась на глаза статья про автошколу «За рулем только женщины», которая работает в пригороде Буэнос-Айреса. Основала ее Рози Рохас.
«Я обучаю женщин вождению, чтобы они могли ни от кого не зависеть и самостоятельно водить машину, – рассказывает Роза. – У меня есть ученицы, мужья которых не хотят, чтобы они учились водить. Кто-то приходит тайком. Однажды ко мне в офис заявился мужчина со своей женой и сказал при всех: «Даже и не знаю, сможешь ли ты ее чем-нибудь научить. Похоже, тебе потребуется дубинка». Мне хотелось убить его на месте. Разумеется, я взялась учить его жену, она уже давно получила права и ездит сама везде, куда хочет».
Сама Роза работала учительницей. Чтобы заработать побольше денег, стала подрабатывать в такси. После нескольких неприятных инцидентов с пассажирами-мужчинами, Роза решила возить только женщин. Однажды одна из пассажирок попросила Розу научить ее водить. Та долго отказывалась и, наконец, согласилась. Ученица сдала на права и стала всюду рассказывать о своей прекрасной инструкторке. В конце концов, Роза открыла свою автошколу, где за три года прошли обучение более 500 учениц. По официальным данным, за 2023 год в Аргентине только 28% прав на вождение автомобилем были выданы женщинам. Оставшиеся 72% – мужчинам.
Когда у Розы спрашивают, почему многие женщины боятся водить машину, она отвечает: «Потому что учат их преимущественно мужчины. Огромное количество женщин получают права, но боятся садиться за руль. У некоторых из моих учениц был плохой опыт обучения в обычной автошколе. Многие инструкторы вели себя некорректно», – рассказывает она.
95% инструкторов в школе Розы – женщины. Обучают в ней также преимущественно женщин, а еще квир-людей и мужчин, которые по разным причинам столкнулись с дискриминацией в автошколах.
О чем эта история? О том, что параллельно с традиционным обучением, построенном на иерархиях и насилиии и куда можно либо вписаться, либо нет – во Франции до сих пор в некоторых школах зачитывают вслух списки учеников, где первое место занимает круглый отличник, а последнее – самый несчастный двоечник –, развивается и другое образование, которое не впечатывает ученика в готовую форму, а выстраивает ее вокруг него. Которое идет от студента, признает – а не презрительно игнорирует – его сомнения и страхи и помогает их преодолевать. Вас больше не бросают в воду – а дальше смотрим, выплывет, не выплывет? – а учат плавать, давая столько поддержки, сколько необходимо. Как мы видим на примере школы Розы, это прекрасно работает.
#прообучение
Они стояли рядом: коричневый и синий. Гак и Щерба. Французско-русский и русско-французский словарь. Дальше шли французские книжки – все советского издания. И еще учебники: вся линейка французского для спец.школ. Не знаю, где родители все это доставали.
Книги были на желтой бумаге, их читала моя сестра, подчеркивая незнакомые слова. Там точно были истории Алины, проказы маленького Николя, повесть о последствиях ядерных бомбардировок в Японии. Называлась Le Nuage. Облако. В учебниках еще точно было что-то про Пикассо и голубя мира. И, разумеется, никаких сомнений не могло быть, что страна, в которой ты живешь – за Мир. Тот самый, который, скорее всего, так и стоит в парке поверженных памятников на Крымском вылу. Старый ржавый лозунг, снятый с какого-то здания. Видела, как его присыпал снег, незадолго до отъезда.
Я помню, как в магазине «Прогресс» на Парке Культуры купила первые французские учебники – не наши, а те, нездешие, приплывшие с той стороны реки. Это был 1998 год. Мой первый курс. Они назывались Le Nouveau sans frontières – Новое без границ. Они иначе пахли и были совсем другими на ощупь.
Когда я их листала, чувствовала ту же осторожную радость, как когда в третьем классе получила письмо от французской школьницы. Ее звали Жоанна, она писала, что любит плавать. В конверте с письмом была ее фотография с ежиком, разноцветные ручки и фломастеры. И еще бумага с пузыриками. Я, помню, ей так и не ответила. Потому что ну где я и где Жоанна. Существовала ли она на самом деле? Я в тот момент была в этом совершенно не уверена.
Помню, в «Прогрессе» я купила – тоже исключительно из завороженности перед глянцевой бумагой – «Манон Леско» французского издания. Потом еще долго не могла ее прочитать. Было слишком сложно.
В то же время у меня дома появился французский толковый словарь Larousse. С.Н. Эйснер говорила нам, студентам 1 курса: «Купите. Увидите, какой у вас будет прорыв в языке». Не помню, чтобы активно им пользовалась. Скорее так же с почтением листала и рассматривала картинки. Гак был ближе и понятней.
«Когда мы закончим институт, я соберу все учебники и сожгу! А Гака в первую очередь», – говорила Маша З. Лезть за каждым словом в этот гигантский, лохматый, расходящийся на молекулы словарь было, правда, не очень удобно. Никаких доставок на дом. За каждой ягодой надо было идти в лес – в большую книгу – и выискивать в гигантских словарных зарослях нужное тебе значение.
Rédiger un dictionnaire, c’est un labeur. «Написать словарь – это большой и тяжелый труд», –говорила нам М.И. Кроль. Из всех синонимов к французскому слову « работа» labeur – тяжелый труд, требующий длительного упорства – лучше всего подходит для описания того, чем занимается составитель словаря.
Новая охота за Ларуссом случилась в 2004 году, когда мы с Катей Л. оказались на стажировке в Париже. Катя очень хотела купить словарь. При этом денег у нас было не то что бы очень много, и я помню, как она сказала с отчаянием: «Я расплатилась Ларуссом», когда мы запутались в оплате пригородных электричек и предсказуемо напоролись на шраф. Двадцать евро с каждой! – сказала нам контролерка. Но словарь Катя все-таки купила, а я приобрела Собор Парижской Богоматери.
Потом все как-то быстро кончилось. На работе в посольстве Франции у меня уже был компьютер, а там предсказуемо был интернет и даже, кажется, мультитран. Я переводила на французский статьи из российских модных журналов, в перерывах заходя почитать новости на тематический сайт про Ночных снайперов, едва осознавая, как быстро и безвовратно изменилась вся материальная среда. Книжки в тяжелых переплетах ушли на пенсию: они так и продолжали еще долго стоять на полках в нашей бывшей детской, но их уже никто не беспокоил. И все же я уверена, что несмотря на все ремонты и переезды, эта полка все еще существует. И Ларуссу с Щербой и Гаком там точно есть, о чем поговорить.
А у вас есть любимые словари и учебники?
Книги были на желтой бумаге, их читала моя сестра, подчеркивая незнакомые слова. Там точно были истории Алины, проказы маленького Николя, повесть о последствиях ядерных бомбардировок в Японии. Называлась Le Nuage. Облако. В учебниках еще точно было что-то про Пикассо и голубя мира. И, разумеется, никаких сомнений не могло быть, что страна, в которой ты живешь – за Мир. Тот самый, который, скорее всего, так и стоит в парке поверженных памятников на Крымском вылу. Старый ржавый лозунг, снятый с какого-то здания. Видела, как его присыпал снег, незадолго до отъезда.
Я помню, как в магазине «Прогресс» на Парке Культуры купила первые французские учебники – не наши, а те, нездешие, приплывшие с той стороны реки. Это был 1998 год. Мой первый курс. Они назывались Le Nouveau sans frontières – Новое без границ. Они иначе пахли и были совсем другими на ощупь.
Когда я их листала, чувствовала ту же осторожную радость, как когда в третьем классе получила письмо от французской школьницы. Ее звали Жоанна, она писала, что любит плавать. В конверте с письмом была ее фотография с ежиком, разноцветные ручки и фломастеры. И еще бумага с пузыриками. Я, помню, ей так и не ответила. Потому что ну где я и где Жоанна. Существовала ли она на самом деле? Я в тот момент была в этом совершенно не уверена.
Помню, в «Прогрессе» я купила – тоже исключительно из завороженности перед глянцевой бумагой – «Манон Леско» французского издания. Потом еще долго не могла ее прочитать. Было слишком сложно.
В то же время у меня дома появился французский толковый словарь Larousse. С.Н. Эйснер говорила нам, студентам 1 курса: «Купите. Увидите, какой у вас будет прорыв в языке». Не помню, чтобы активно им пользовалась. Скорее так же с почтением листала и рассматривала картинки. Гак был ближе и понятней.
«Когда мы закончим институт, я соберу все учебники и сожгу! А Гака в первую очередь», – говорила Маша З. Лезть за каждым словом в этот гигантский, лохматый, расходящийся на молекулы словарь было, правда, не очень удобно. Никаких доставок на дом. За каждой ягодой надо было идти в лес – в большую книгу – и выискивать в гигантских словарных зарослях нужное тебе значение.
Rédiger un dictionnaire, c’est un labeur. «Написать словарь – это большой и тяжелый труд», –говорила нам М.И. Кроль. Из всех синонимов к французскому слову « работа» labeur – тяжелый труд, требующий длительного упорства – лучше всего подходит для описания того, чем занимается составитель словаря.
Новая охота за Ларуссом случилась в 2004 году, когда мы с Катей Л. оказались на стажировке в Париже. Катя очень хотела купить словарь. При этом денег у нас было не то что бы очень много, и я помню, как она сказала с отчаянием: «Я расплатилась Ларуссом», когда мы запутались в оплате пригородных электричек и предсказуемо напоролись на шраф. Двадцать евро с каждой! – сказала нам контролерка. Но словарь Катя все-таки купила, а я приобрела Собор Парижской Богоматери.
Потом все как-то быстро кончилось. На работе в посольстве Франции у меня уже был компьютер, а там предсказуемо был интернет и даже, кажется, мультитран. Я переводила на французский статьи из российских модных журналов, в перерывах заходя почитать новости на тематический сайт про Ночных снайперов, едва осознавая, как быстро и безвовратно изменилась вся материальная среда. Книжки в тяжелых переплетах ушли на пенсию: они так и продолжали еще долго стоять на полках в нашей бывшей детской, но их уже никто не беспокоил. И все же я уверена, что несмотря на все ремонты и переезды, эта полка все еще существует. И Ларуссу с Щербой и Гаком там точно есть, о чем поговорить.
А у вас есть любимые словари и учебники?
Однажды мне попалась статья про итальянскую школу, где запрещено говорить на всех языках, кроме латыни. И еще древнереческого. Какая интересная инициатива! Подумала я.
Правда, пару абцазев спустя я прочитала, что учиться в этой школе могут исключительно мальчики, и инициатива сразу стала казаться мне гораздо менее интересной. И, тем не менее, я уверена: учи мы в школе латынь, это могло бы здорово облегчить нам жизнь. По крайней мере, это бы точно ускорило изучение всех романо-германских языков: латинский для них для всех - дедушка, кому-то родной, кому-то двоюродный.
Меня часто спрашивают: как понять, какого рода слово во французском языке. Чаще всего никак: просто выучить. 80% французских слов происходят из латыни. И род у французского слова чаще всего тот же самый, что и у его латинского предка. Но так как мы понятия не имеем, что там у предков, нам эта информация никак не помогает. А могла бы.
Честно, я бы лучше в школе учила латынь, чем химию – но кто меня спрашивал. Может, сейчас бы четыре времени испанского сослагательного наклонения пошли бы пободрее – к счастью, во французском активно употребляются только два.
И тем не менее, во всем хаосе французского родостроения есть несколько островков стабильности. Есть некоторое количество суффиксов, которые точно сигнализируют, мужской род перед вами или женский. Я их выписала в две колонки и оставляю в следующем посте. Если вы учите французский, и вам такое надо, пожалуйста, берите и пользуйтесь.
А вы бы хотели изучать латынь? Что думаете о ее полезности?
Правда, пару абцазев спустя я прочитала, что учиться в этой школе могут исключительно мальчики, и инициатива сразу стала казаться мне гораздо менее интересной. И, тем не менее, я уверена: учи мы в школе латынь, это могло бы здорово облегчить нам жизнь. По крайней мере, это бы точно ускорило изучение всех романо-германских языков: латинский для них для всех - дедушка, кому-то родной, кому-то двоюродный.
Меня часто спрашивают: как понять, какого рода слово во французском языке. Чаще всего никак: просто выучить. 80% французских слов происходят из латыни. И род у французского слова чаще всего тот же самый, что и у его латинского предка. Но так как мы понятия не имеем, что там у предков, нам эта информация никак не помогает. А могла бы.
Честно, я бы лучше в школе учила латынь, чем химию – но кто меня спрашивал. Может, сейчас бы четыре времени испанского сослагательного наклонения пошли бы пободрее – к счастью, во французском активно употребляются только два.
И тем не менее, во всем хаосе французского родостроения есть несколько островков стабильности. Есть некоторое количество суффиксов, которые точно сигнализируют, мужской род перед вами или женский. Я их выписала в две колонки и оставляю в следующем посте. Если вы учите французский, и вам такое надо, пожалуйста, берите и пользуйтесь.
А вы бы хотели изучать латынь? Что думаете о ее полезности?
Genre des noms.pdf
20.8 KB
Шпаргалка с суффиксами, которые помогают определить род существительного.
Флоберу не нравилось, как писал Бальзак, но последнего это совершенно не смущало. Как, впрочем и то, что издатели по началу не спешили выпускать его книги, а читатели не стремились их раскупать.
Бальзак хотел признания и благополучной устроенной жизни и шел к этой цели несмотря на все возможные окрики со стороны. Он постоянно затевал новые бизнесы, разорялся, скрывался от кредиторов, менял жилье, жил под женским именем, сам писал резенции на свои книги и пускал слухи о том, что весь тираж уже раскуплен. Он — как и его любимые персонажи — делал все, чтобы преуспеть. И нельзя сказать, что у него не получилось.
Написала об этом для Литнета
https://blog.litnet.com/onore-de-balzak
Бальзак хотел признания и благополучной устроенной жизни и шел к этой цели несмотря на все возможные окрики со стороны. Он постоянно затевал новые бизнесы, разорялся, скрывался от кредиторов, менял жилье, жил под женским именем, сам писал резенции на свои книги и пускал слухи о том, что весь тираж уже раскуплен. Он — как и его любимые персонажи — делал все, чтобы преуспеть. И нельзя сказать, что у него не получилось.
Написала об этом для Литнета
https://blog.litnet.com/onore-de-balzak
Litnet
Писать и не сокращать: чему мы можем научиться у Оноре де Бальзака?
Бальзаку — двести двадцать пять лет. Его «Человеческая комедия» — самая подробная энциклопедия общества потребления, в которой внимательно анализируются технологии продаж и маркетинговые стратегии. Но, в отличие от множества современных авторов, работающих…
— Вы же понимаете, что не вполне нам подходите? — спросила директриса, чем-то неуловимо напоминающая Миранду Пристли.
— Конечно, понимаю! — ответила я.
Я, собственно, с этого и начала свое письмо во французский лицей Буэнос-Айреса. Видела вашу вакансию преподавателя французского для 5 и 6 классов с мая по август. У меня нет такой квалификациии — это французский для французских детей — но, может быть, у вас есть какие-то другие вакансии?
— Нет, вы совершенно правильно сделали, что написали! – ответила директриса, пока я несколько завороженно рассматривала ее браслеты и кольца. — А наших программ вы не знаете?
— Вообще никакого представления.
— И опыта работы во французской школе у вас нет.
— Ни малейшего.
— И вы всегда преподавали взрослым.
— Да! А у вас тут дети!
– Вас это беспокоит?
— Ну вообще, знаете, да! Я таким никогда не занималась.
— Но вы же понимаете, что когда вы войдете в класс, вы должны будете вести себя как преподаватель? А не говорить, что вы того не знаете, этого?
— Это я понимаю, конечно! А что уже надо куда-то входить?
— Мы напишем вам завтра, во вторник.
Во вторник мне никто не написал. Ой, ну слава Богу! Подумала я. Все-таки они не настолько безумны, чтобы доверить преподавание французского как родного преподавателю французского как иностранного. И вообще как бы ни разу не француженке.
"Мадам, простите, что не написали вам во вторник, — так начиналось письмо, которое я получила в среду. — Но мы с большой радостью хотим вам сообщить, что будем рады видеть вас на должности преподавателя французского языка на ближайшие два месяца. Начинать надо в понедельник".
#lycée
— Конечно, понимаю! — ответила я.
Я, собственно, с этого и начала свое письмо во французский лицей Буэнос-Айреса. Видела вашу вакансию преподавателя французского для 5 и 6 классов с мая по август. У меня нет такой квалификациии — это французский для французских детей — но, может быть, у вас есть какие-то другие вакансии?
— Нет, вы совершенно правильно сделали, что написали! – ответила директриса, пока я несколько завороженно рассматривала ее браслеты и кольца. — А наших программ вы не знаете?
— Вообще никакого представления.
— И опыта работы во французской школе у вас нет.
— Ни малейшего.
— И вы всегда преподавали взрослым.
— Да! А у вас тут дети!
– Вас это беспокоит?
— Ну вообще, знаете, да! Я таким никогда не занималась.
— Но вы же понимаете, что когда вы войдете в класс, вы должны будете вести себя как преподаватель? А не говорить, что вы того не знаете, этого?
— Это я понимаю, конечно! А что уже надо куда-то входить?
— Мы напишем вам завтра, во вторник.
Во вторник мне никто не написал. Ой, ну слава Богу! Подумала я. Все-таки они не настолько безумны, чтобы доверить преподавание французского как родного преподавателю французского как иностранного. И вообще как бы ни разу не француженке.
"Мадам, простите, что не написали вам во вторник, — так начиналось письмо, которое я получила в среду. — Но мы с большой радостью хотим вам сообщить, что будем рады видеть вас на должности преподавателя французского языка на ближайшие два месяца. Начинать надо в понедельник".
#lycée
— Мадам, скелет крысы купить не желаете? — интересуется Матильда, 11 лет.
— А? Что? Нет!
— Всего 2.000 песо. Вот, посмотрите!
У нее в руках пластиковая игрушка. У некоторых девочек на партах стоят такие же. Кажется, Матильда — удачливый коммерсант.
— А зачем ты их продаешь?
— Хочу подарить брату набор Лего.
У Матильды на голове желтая уточка. У Хулианны и Дианы — тоже. Кажется, это какая-то новая мода. Видела статью на эту тему в местной прессе, но подробно пока не вникала. Мне надо в ускоренном режиме пройти всю программу по языку и литературе за два класса французской средней школы.
— Можешь брать любую тему! — сказала мне на прощание Мадам Гюйар, которую я заменяю в ближайшие два месяца. — У нас полная liberté pédagogique. Педагогическая свобода. Можешь театр, можешь поэзию.
— Дети! Откройте тетради и напишите, какое стихотворение вам нравится больше всего. И почему.
— Мне никакое не нравится!
— Я не хочу писать! Писать скучно! — говорит Гала по-испански.
Большинство детей здесь из смешанных франко-аргентинских семей.
— Ну ты попробуй!
Гала пересаживается со своей парты на соседнюю. Франсиска начинает ей немедленно заплетать косы. Тихо, поэтому я не возражаю.
Алан и Батист, весело смеясь, залезают под парту. В какой-то момент я вижу как по классу летит мяч.
— Вы как в детском саду!!
— Да! Мы хотим в детский сад! Там можно было только есть, спать и играть! А здесь еще надо учиться!
Я понимаю, почему Мадам Гюйар на пол-урока включала детям фильм.
Родителей, которые дают детям айпады с мультфильмами, тоже внезапно понимаю.
— Мадам, можно пойти к доске рассказать о стихотворении, которое мне понравилось? — спрашивает Гала.
К доске любят ходить все. Когда отвечают, одновременно танцуют, поют, рисуют птичек.
— Давай!
— Там было что-то про розы, любовь и ненависть.
— а кто автор? Как называется?
— Не помню.
— Мадам, а можно рассказать про почайну? — спрашивает Жасмин.
— Кто это, Боже.
— Это авокадо. История об авокадо. Как у него выпали все волосы и он пошел их наращивать в салон красоты.
— Да! Да! Мы все любим почайну! — взрывается класс.
— А я нет! — говорит Габриэль.
Нина рассаазывает, как папа в детстве пел ей колыбельную по-французски. Эрика вспоминает басню "Стрекоза и Муравей". Говорит, что позиция муравья ей гораздо ближе и что стрекоза сама виновата.
Обсуждая, зачем вообще нужна поэзия, приходим к вопросу: "Может ли искусство остановить войну".
Эрика считает, что нет. Большинство людей ничего не поймет и не услышит. Анаис с ней не согласна: кто-то не услышит, но многие услышат и поймут, что убивать нельзя.
Фелипе считает, что поэзия ни за чем не нужна: вот медицина позволяет производить вакцины. А поэзия что? Баутиста говорит, что поэзия нужна для элегантности. С ее помощью можно лучше рассказать о своих чувствах.
— Дома напишите эссе про то, зачем нужна поэзия.
— А что такое эссе?
— Ну просто развернуто ответьте на вопрос.
— Мадам, уже звонок. Все! Пока!
— Ну как ты, Инна? — интересуются коллеги. — Ну... Мне пока не удается добиться тишины в классе.
Вся учительская смеялась минут пять. Не останавливаясь.
#lycée
— А? Что? Нет!
— Всего 2.000 песо. Вот, посмотрите!
У нее в руках пластиковая игрушка. У некоторых девочек на партах стоят такие же. Кажется, Матильда — удачливый коммерсант.
— А зачем ты их продаешь?
— Хочу подарить брату набор Лего.
У Матильды на голове желтая уточка. У Хулианны и Дианы — тоже. Кажется, это какая-то новая мода. Видела статью на эту тему в местной прессе, но подробно пока не вникала. Мне надо в ускоренном режиме пройти всю программу по языку и литературе за два класса французской средней школы.
— Можешь брать любую тему! — сказала мне на прощание Мадам Гюйар, которую я заменяю в ближайшие два месяца. — У нас полная liberté pédagogique. Педагогическая свобода. Можешь театр, можешь поэзию.
— Дети! Откройте тетради и напишите, какое стихотворение вам нравится больше всего. И почему.
— Мне никакое не нравится!
— Я не хочу писать! Писать скучно! — говорит Гала по-испански.
Большинство детей здесь из смешанных франко-аргентинских семей.
— Ну ты попробуй!
Гала пересаживается со своей парты на соседнюю. Франсиска начинает ей немедленно заплетать косы. Тихо, поэтому я не возражаю.
Алан и Батист, весело смеясь, залезают под парту. В какой-то момент я вижу как по классу летит мяч.
— Вы как в детском саду!!
— Да! Мы хотим в детский сад! Там можно было только есть, спать и играть! А здесь еще надо учиться!
Я понимаю, почему Мадам Гюйар на пол-урока включала детям фильм.
Родителей, которые дают детям айпады с мультфильмами, тоже внезапно понимаю.
— Мадам, можно пойти к доске рассказать о стихотворении, которое мне понравилось? — спрашивает Гала.
К доске любят ходить все. Когда отвечают, одновременно танцуют, поют, рисуют птичек.
— Давай!
— Там было что-то про розы, любовь и ненависть.
— а кто автор? Как называется?
— Не помню.
— Мадам, а можно рассказать про почайну? — спрашивает Жасмин.
— Кто это, Боже.
— Это авокадо. История об авокадо. Как у него выпали все волосы и он пошел их наращивать в салон красоты.
— Да! Да! Мы все любим почайну! — взрывается класс.
— А я нет! — говорит Габриэль.
Нина рассаазывает, как папа в детстве пел ей колыбельную по-французски. Эрика вспоминает басню "Стрекоза и Муравей". Говорит, что позиция муравья ей гораздо ближе и что стрекоза сама виновата.
Обсуждая, зачем вообще нужна поэзия, приходим к вопросу: "Может ли искусство остановить войну".
Эрика считает, что нет. Большинство людей ничего не поймет и не услышит. Анаис с ней не согласна: кто-то не услышит, но многие услышат и поймут, что убивать нельзя.
Фелипе считает, что поэзия ни за чем не нужна: вот медицина позволяет производить вакцины. А поэзия что? Баутиста говорит, что поэзия нужна для элегантности. С ее помощью можно лучше рассказать о своих чувствах.
— Дома напишите эссе про то, зачем нужна поэзия.
— А что такое эссе?
— Ну просто развернуто ответьте на вопрос.
— Мадам, уже звонок. Все! Пока!
— Ну как ты, Инна? — интересуются коллеги. — Ну... Мне пока не удается добиться тишины в классе.
Вся учительская смеялась минут пять. Не останавливаясь.
#lycée
Почувствовав боль в горле, я сажусь за стол.
— Перепишите слова в тетрадь и найдите значение незнакомых слов в словаре.
— Все переписывать?
— Да все!
— А зачем? Они же уже есть на листочке.
— Пока будешь переписывать, выучишь.
У стола сразу образуется стайка. Октавио, 11 лет, в элегантном шейном платке — "мой дедушка подарил мне старинную книгу басен на испанском, мне так нравится" — хочет знать, что это такое, волосы "соль и перец".
— Когда человек только начинает седеть. У него еще темные волосы, но уже есть некоторое количество седых.
Я только что это объясняла всему классу. Но никто не услышал. Потому что в аргентинском классе стоит постоянный, непрерывный, непрекращающийся шум. Каждая парта беседует друг с другом и заодно с соседней.
— Почему вы разговариваете?
— Мы обсуждаем урок!
— А это вообще не ваше дело! Это личное!
— Пойми, они быстро теряют концентрацию! — говорит мне сопровождающая одной ученицы. — Я сама из Швейцарии, я тебя понимаю. Но тут дети-короли. Смотри, будешь с ними жестить, они пожалуются родителям.
— Мадам, ты не можешь предупреждать нас о контрольной накануне! Ты обязана это сделать за неделю! — злятся Жасмин и Миа.
Большую часть урока они красятся и причесываются. Оставшееся время ходят в туалет, к медсестре и обсуждают что-то очень волнительное с Лолой и Соль. В сочинении о своих интересах они написали, что больше всего любят покупать одежду в Prada и путешествовать в Диснейленд.
— Я же сказала, что контрольная будет в понедельник.
— Нет, ну это тебе на будущее. Чтобы ты знала.
— Так стоп. Разговор окончен. Видишь вопросы на доске? Переписывай и отвечай. Почему у тебя нет тетради на парте?
Класс шумит. Как ручей. Затем как водопад. Я понимаю, почему просмотры видео — главный метод обучения в этой школе. Это единственная возможность убавить уровень шума в атмосфере.
Я теперь тоже так делаю.
— Колобок!! Покажи нам еще раз Колобка! Мы хотим услышать еще раз эту песню!
— Колобка мы уже смотрели (в рамках изучения образа лисы в мировой культуре). Давайте теперь посмотрим самый старый французский мультфильм "Роман о лисе".
Хочу рассказать что-то о режиссере Старевиче — польский эмигрант, родился в Москве, работал у Ханжокова, после революции бежал во Францию через Крым — но понимаю, что свой лимит внимания на сегодня я исчерпала и просто включаю фильм.
Неделю у меня была температура: может вирус, может протест против всего происходящего, может все вместе.
Сегодня в класс заглядывает сотрудница "Школьной жизни" — отдела, который отвечает за безопасность учеников.
— Как твои шестые? У тебя там недавно один ученик засунул другому жвачку в волосы?
— Да, у меня. Когда я спросила, зачем он это сделал, ответил, чтобы посмеяться. Ну, ему, правда, было очень весело. Но вообще у меня проблема с пятым. С шестым — вопрос дисциплины. У пятых — уже прям нормальная такая наглость проскальзывает. Довольно сложно работать, если честно.
— Да, да, понимаю. Ты можешь написать письмо родителям. Выгнать из класса тоже можешь, но только в исключительных ситуациях. И надо будет написать объяснительную.
— OK. Поняла.
Я думаю об Октавио, у которого всегда тысяча вопросов. О Хуане. Ее мама пишет мне, что ее дочь третируют две девочки: Жасмин и Анаис. "Мы учим ее защищаться. Но она не любит конфликты".
Прямо как я, думаю я. Могу только поставить в известность администрацию. Дать люлей Жасмин и Анаис, к сожалению, не могу. Хотя, конечно, стоило бы. Им бы это было только на пользу.
Думаю о Хоакине, который всегда сидит один. О Диего, который — вот уж не знаю, с какой стати — подошел сегодня и извинился за то, что много разговаривает. Об Анжеле, который говорит: "Ты хочешь тишины? Я сейчас поговорю с ними, и они перестанут". Ммм. Попробуй. Но не думаю. Но спасибо.
Диего, Октавио, Хуана и Хоакин ничему не научатся. Потому что если вы лишаете учителя элементарных инструментов по поддержанию дисциплины, власть в классе будут осуществлять самые отвязные дети.
#lycée
— Перепишите слова в тетрадь и найдите значение незнакомых слов в словаре.
— Все переписывать?
— Да все!
— А зачем? Они же уже есть на листочке.
— Пока будешь переписывать, выучишь.
У стола сразу образуется стайка. Октавио, 11 лет, в элегантном шейном платке — "мой дедушка подарил мне старинную книгу басен на испанском, мне так нравится" — хочет знать, что это такое, волосы "соль и перец".
— Когда человек только начинает седеть. У него еще темные волосы, но уже есть некоторое количество седых.
Я только что это объясняла всему классу. Но никто не услышал. Потому что в аргентинском классе стоит постоянный, непрерывный, непрекращающийся шум. Каждая парта беседует друг с другом и заодно с соседней.
— Почему вы разговариваете?
— Мы обсуждаем урок!
— А это вообще не ваше дело! Это личное!
— Пойми, они быстро теряют концентрацию! — говорит мне сопровождающая одной ученицы. — Я сама из Швейцарии, я тебя понимаю. Но тут дети-короли. Смотри, будешь с ними жестить, они пожалуются родителям.
— Мадам, ты не можешь предупреждать нас о контрольной накануне! Ты обязана это сделать за неделю! — злятся Жасмин и Миа.
Большую часть урока они красятся и причесываются. Оставшееся время ходят в туалет, к медсестре и обсуждают что-то очень волнительное с Лолой и Соль. В сочинении о своих интересах они написали, что больше всего любят покупать одежду в Prada и путешествовать в Диснейленд.
— Я же сказала, что контрольная будет в понедельник.
— Нет, ну это тебе на будущее. Чтобы ты знала.
— Так стоп. Разговор окончен. Видишь вопросы на доске? Переписывай и отвечай. Почему у тебя нет тетради на парте?
Класс шумит. Как ручей. Затем как водопад. Я понимаю, почему просмотры видео — главный метод обучения в этой школе. Это единственная возможность убавить уровень шума в атмосфере.
Я теперь тоже так делаю.
— Колобок!! Покажи нам еще раз Колобка! Мы хотим услышать еще раз эту песню!
— Колобка мы уже смотрели (в рамках изучения образа лисы в мировой культуре). Давайте теперь посмотрим самый старый французский мультфильм "Роман о лисе".
Хочу рассказать что-то о режиссере Старевиче — польский эмигрант, родился в Москве, работал у Ханжокова, после революции бежал во Францию через Крым — но понимаю, что свой лимит внимания на сегодня я исчерпала и просто включаю фильм.
Неделю у меня была температура: может вирус, может протест против всего происходящего, может все вместе.
Сегодня в класс заглядывает сотрудница "Школьной жизни" — отдела, который отвечает за безопасность учеников.
— Как твои шестые? У тебя там недавно один ученик засунул другому жвачку в волосы?
— Да, у меня. Когда я спросила, зачем он это сделал, ответил, чтобы посмеяться. Ну, ему, правда, было очень весело. Но вообще у меня проблема с пятым. С шестым — вопрос дисциплины. У пятых — уже прям нормальная такая наглость проскальзывает. Довольно сложно работать, если честно.
— Да, да, понимаю. Ты можешь написать письмо родителям. Выгнать из класса тоже можешь, но только в исключительных ситуациях. И надо будет написать объяснительную.
— OK. Поняла.
Я думаю об Октавио, у которого всегда тысяча вопросов. О Хуане. Ее мама пишет мне, что ее дочь третируют две девочки: Жасмин и Анаис. "Мы учим ее защищаться. Но она не любит конфликты".
Прямо как я, думаю я. Могу только поставить в известность администрацию. Дать люлей Жасмин и Анаис, к сожалению, не могу. Хотя, конечно, стоило бы. Им бы это было только на пользу.
Думаю о Хоакине, который всегда сидит один. О Диего, который — вот уж не знаю, с какой стати — подошел сегодня и извинился за то, что много разговаривает. Об Анжеле, который говорит: "Ты хочешь тишины? Я сейчас поговорю с ними, и они перестанут". Ммм. Попробуй. Но не думаю. Но спасибо.
Диего, Октавио, Хуана и Хоакин ничему не научатся. Потому что если вы лишаете учителя элементарных инструментов по поддержанию дисциплины, власть в классе будут осуществлять самые отвязные дети.
#lycée
— Нам не надо учиться, — сказала Жасмин, открывая косметичку. — Родители нам наймут репетиторов. А учителя нас тут все равно ничему не учат.
#lycée
#lycée
Оказывается, всю "Анжелику" написала одна Анн Голон — а Сержа пришлось приписать, потому что издатели во Франции 50-х годов не хотели верить, что такой отличный роман написала женщина.
Я в юности "Анжелику" обожала – и за интриги, и за язык и за кучу интересных сведений о том, какой была жизнь во французской деревне XVII века, при дворе Людовика XIV или в криминальном "Дворе чудес". Это отличные книги — которые поспешили задвинуть в нишу "женских романов", только чтобы не воспринимать их всерьез.
Анн Голон потребовалась вся жизнь, чтобы получить положенные гонорары и добиться того, чтобы "Анжелика" выходила только с ее именем на обложке. Рассказываю, как ей это удалось.
https://blog.litnet.com/anzhelika
#прокнижки
#моистатьи
Я в юности "Анжелику" обожала – и за интриги, и за язык и за кучу интересных сведений о том, какой была жизнь во французской деревне XVII века, при дворе Людовика XIV или в криминальном "Дворе чудес". Это отличные книги — которые поспешили задвинуть в нишу "женских романов", только чтобы не воспринимать их всерьез.
Анн Голон потребовалась вся жизнь, чтобы получить положенные гонорары и добиться того, чтобы "Анжелика" выходила только с ее именем на обложке. Рассказываю, как ей это удалось.
https://blog.litnet.com/anzhelika
#прокнижки
#моистатьи
Litnet
«Анжелика»: как был написан главный любовный бестселлер XX века
В 90-е годы романы об Анжелике — маркизе ангелов занимали целые полки в российских квартирах. Сага о прекрасной француженке стала для многих российских читателей энциклопедией французской жизни XVII века и во многом сформировала образ галантной Франции, о…
Прочитала с десяток сочинений на тему "Зачем нужна поэзия". Поняла, что этот жанр надо как-то переосмыслить. Ну или предлагать детям писать сочинения исключительно в классе: чтобы на парте только листок и бумага, а телефон в шкафчике, запертом на ключ. Иначе — сплошное коллективное творчество гугла, википедии и чата GPT.
#lycée
#lycée
А Марсель Пруст был арабом? – спрашивает Лола, которую я попросила найти персонификацию в цитате автора «В поисках утраченного времени».
- Таким же арабом, как и я? – интересуется Руаа с задней парты. Она родом из Туниса.
- Почему такой вопрос? – уточняю я.
- Просто.
- Нет, он был французом. Жил в Париже.
- Мадам, а что значит «Бодлер» - у вас тут в скобках написано, - интересуется Сесиль.
- Кто слышал такую фамилию?
- Никто! – с удовольствием отвечает Жасмин. Вчера ее по моему настоянию вызывали к директору за срыв урока. Не знаю, насколько сильное на нее это произвело впечатление. Возможно, не очень.
- Я слышал! – говорит Габриэль. – Это поэт! Все, что я знаю.
Мы весь час ищем метафоры, сравнения и олицетворения. Переделываем сравнения в метафоры и наоборот.
Я с удивлением отмечаю, что поднимают руку и отвечают ученики, которых я никогда не слышала раньше. Фелипе, который выглядит сильно младше своих одиннадцати, оказывается, может легко объяснить, чем отличается одна стилистическая фигура от другой. А Алан без всяких объяснений догадывается, что общего во французских словах «снег» и «гений» и объясняет всему классу, что такое анаграмма.
Это первый урок за три недели, который я могу назвать уроком. Который, по моему скромному мнению, похож на урок: дети почти не шумят и не разговаривают. Только Гала нервно стучит ручкой по стулу. Они читают, думают, отвечают на вопросы. Узнают что-то новое. Учатся.
Этому уроку предшествовали три письма завучу и беседа с главным воспитателем.
- Что, они, правда, тебе такое сказали? Что ты тут ничего не решаешь? А решают все они? А почему ты им не сказала выйти из класса? – интересуется он.
- Подождите, я не знаю толком ваши процедуры. Мне сказали, что такое можно делать, только если ситуация исключительная. То есть, это не запрещено?
- Нет. Но ты только не злоупотребляй. Это не должно быть слишком частым.
- OK. Понятно. Опять противоречивая информация.
Тошнота и боль в животе, которая подступает, как только я выхожу из 42 автобуса на остановке Эчеверия 700. Сорванный голос – за последние недели он стал значительно более хрипким.
- У нас завтра не будет классного часа. Будет французский. Так же, как и с мадам Мерг (которую я заменяю)
- Нет, будет! Будет классный час! А французского не будет! Будет так! Мы не хотим! Ты не имеешь права! – кричат пять девочек из пятого Б.
- Это не дебаты. Я не спрашиваю вашего мнения. Просто информирую. И прекратите орать.
София, что такое метафора?
София пытается что-то ответить, но расслышать ее ответ не представляется возможным.
- Миа, выйди из класса. Кто староста? Вы идете в «Школьную жизнь» и ты говоришь, что Миа больше не может присутствовать на уроке (такова процедура)
Через пару секунд в класс врывается воспитатель с Мией.
- Что случилось?
- Я не могу в таких условиях продолжать урок. Администрация в курсе, я ее информировала. Что с этой ученицей есть проблемы.
- Но тогда ты должна дать ей работу!
- Миа, напиши сочинение о том, почему я не должна позволять себе наглость и грубость, когда разговариваю с преподавателем.
- Insolence ? А это еще что такое? Я не знаю!
Когда, рассказав обо всем главному воспитателю, я выхожу из кабинета, у дверей стоит весь класс. Прохожу учительскую, сажусь на диван, с огромным усилием сдерживая слезы. «Знаешь, я как раз представляю ячейку психологической помощи», - говорит коллега в кружевной желтой юбке. «Прекрасно! Кажется, это именно то, что мне сейчас нужно», - отвечаю я.
- Имей в виду! После того, что случилось, ты не должна одна входить к ним в класс. Это очень серьезно. Это ненормально. Скажи, что не чувствуешь себя в безопасности. Тебя должен сопровождать представитель администрации! – настаивает Кристина Редон. Она тоже преподаватель французского. И, кажется, искренне хочет мне помочь.
- Такое не только с тобой случается! – объясняет Софи. – Мне тут тоже пришлось директора в класс приглашать. А у меня первый! (это наш десятый). И там тоже несколько учеников хотят одержать вверх и захватить власть.
#lycée
- Таким же арабом, как и я? – интересуется Руаа с задней парты. Она родом из Туниса.
- Почему такой вопрос? – уточняю я.
- Просто.
- Нет, он был французом. Жил в Париже.
- Мадам, а что значит «Бодлер» - у вас тут в скобках написано, - интересуется Сесиль.
- Кто слышал такую фамилию?
- Никто! – с удовольствием отвечает Жасмин. Вчера ее по моему настоянию вызывали к директору за срыв урока. Не знаю, насколько сильное на нее это произвело впечатление. Возможно, не очень.
- Я слышал! – говорит Габриэль. – Это поэт! Все, что я знаю.
Мы весь час ищем метафоры, сравнения и олицетворения. Переделываем сравнения в метафоры и наоборот.
Я с удивлением отмечаю, что поднимают руку и отвечают ученики, которых я никогда не слышала раньше. Фелипе, который выглядит сильно младше своих одиннадцати, оказывается, может легко объяснить, чем отличается одна стилистическая фигура от другой. А Алан без всяких объяснений догадывается, что общего во французских словах «снег» и «гений» и объясняет всему классу, что такое анаграмма.
Это первый урок за три недели, который я могу назвать уроком. Который, по моему скромному мнению, похож на урок: дети почти не шумят и не разговаривают. Только Гала нервно стучит ручкой по стулу. Они читают, думают, отвечают на вопросы. Узнают что-то новое. Учатся.
Этому уроку предшествовали три письма завучу и беседа с главным воспитателем.
- Что, они, правда, тебе такое сказали? Что ты тут ничего не решаешь? А решают все они? А почему ты им не сказала выйти из класса? – интересуется он.
- Подождите, я не знаю толком ваши процедуры. Мне сказали, что такое можно делать, только если ситуация исключительная. То есть, это не запрещено?
- Нет. Но ты только не злоупотребляй. Это не должно быть слишком частым.
- OK. Понятно. Опять противоречивая информация.
Тошнота и боль в животе, которая подступает, как только я выхожу из 42 автобуса на остановке Эчеверия 700. Сорванный голос – за последние недели он стал значительно более хрипким.
- У нас завтра не будет классного часа. Будет французский. Так же, как и с мадам Мерг (которую я заменяю)
- Нет, будет! Будет классный час! А французского не будет! Будет так! Мы не хотим! Ты не имеешь права! – кричат пять девочек из пятого Б.
- Это не дебаты. Я не спрашиваю вашего мнения. Просто информирую. И прекратите орать.
София, что такое метафора?
София пытается что-то ответить, но расслышать ее ответ не представляется возможным.
- Миа, выйди из класса. Кто староста? Вы идете в «Школьную жизнь» и ты говоришь, что Миа больше не может присутствовать на уроке (такова процедура)
Через пару секунд в класс врывается воспитатель с Мией.
- Что случилось?
- Я не могу в таких условиях продолжать урок. Администрация в курсе, я ее информировала. Что с этой ученицей есть проблемы.
- Но тогда ты должна дать ей работу!
- Миа, напиши сочинение о том, почему я не должна позволять себе наглость и грубость, когда разговариваю с преподавателем.
- Insolence ? А это еще что такое? Я не знаю!
Когда, рассказав обо всем главному воспитателю, я выхожу из кабинета, у дверей стоит весь класс. Прохожу учительскую, сажусь на диван, с огромным усилием сдерживая слезы. «Знаешь, я как раз представляю ячейку психологической помощи», - говорит коллега в кружевной желтой юбке. «Прекрасно! Кажется, это именно то, что мне сейчас нужно», - отвечаю я.
- Имей в виду! После того, что случилось, ты не должна одна входить к ним в класс. Это очень серьезно. Это ненормально. Скажи, что не чувствуешь себя в безопасности. Тебя должен сопровождать представитель администрации! – настаивает Кристина Редон. Она тоже преподаватель французского. И, кажется, искренне хочет мне помочь.
- Такое не только с тобой случается! – объясняет Софи. – Мне тут тоже пришлось директора в класс приглашать. А у меня первый! (это наш десятый). И там тоже несколько учеников хотят одержать вверх и захватить власть.
#lycée
- Мне очень жаль, – говорю я. – Я чувствую себя виноватой, что не могу найти общий язык с двенадцатилетками.
- У нас есть сложные дети, – осторожно отвечает Софи. – А чтобы научиться управлять классом, нужно время.
Стефани сообщает, что на следующей неделе придет ко мне на урок. Не уверена, что мне это как-то поможет. Еще узнаю, что через неделю у меня классный совет. «Это что, вообще?» - интересуюсь я. «А ты не знаешь?» - изумляются коллеги. «Ни на одном классном совете в жизни не была». «О, ну тогда тебе нельзя его вести. Там же нужно вести бюллетени, раздавать их родителям! Ты же не знаешь процедуры». О Боже, думаю я. Только этого мне не хватало. «Вообще не знаю!». «Срочно пиши директору, чтобы вместо тебя этим занялся кто-нибудь другой». Я, конечно, написала – пока ответа нет.
Завтра у меня опять урок в пятом классе – том самом, где Жасмин, Миа и Лола. Интересно, когда я выйду из автобуса, меня опять будет тошнить?
#lycée
- У нас есть сложные дети, – осторожно отвечает Софи. – А чтобы научиться управлять классом, нужно время.
Стефани сообщает, что на следующей неделе придет ко мне на урок. Не уверена, что мне это как-то поможет. Еще узнаю, что через неделю у меня классный совет. «Это что, вообще?» - интересуюсь я. «А ты не знаешь?» - изумляются коллеги. «Ни на одном классном совете в жизни не была». «О, ну тогда тебе нельзя его вести. Там же нужно вести бюллетени, раздавать их родителям! Ты же не знаешь процедуры». О Боже, думаю я. Только этого мне не хватало. «Вообще не знаю!». «Срочно пиши директору, чтобы вместо тебя этим занялся кто-нибудь другой». Я, конечно, написала – пока ответа нет.
Завтра у меня опять урок в пятом классе – том самом, где Жасмин, Миа и Лола. Интересно, когда я выйду из автобуса, меня опять будет тошнить?
#lycée
– Ну как там твой 5B? – спрашивает Софи. 8 утра. Мы пока одни в учительской. За окном уже рассвело. Зимний буэнос-айресовский туман.
– Получше, – осторожно отвечаю я.
Софи смотрит на меня недоверчиво. «А у меня вчера была с ними математика: я двоих из класса выгнала, – заявляет она. – Дала им задание. Сказала: разговаривать можно, ходить нельзя. И что ты думаешь! Все равно стали гулять по классу. Я им говорю, сейчас еще кто-нибудь пойдет, выгоню! И они пошли! В начале Гала! Я ей говорю, марш в «Школьную жизнь» – потому что, как я уже говорила, выгнать ученика из класса во французской школе – эта целая процедура. Он не болтается по коридору, а в сопровождении старосты идет в комнату, где сидят воспитатели, и там делает задание, которое ему дал учитель – Она пошла! Ну, думаю, все. Теперь успокоятся! Нет! Вижу, Жасмин разгуливает! Ее тоже пришлось выгнать! Ну что ж такое-то! Я вышла из класса вся не своя! Знаешь, мне кажется, школа в нынешнем виде уже не подходит современным детям».
То же на днях сказал мне учитель латыни, Себастьен. У него кардиган в цветочек, шарф, недельная небритость и огромная любовь к Чехову. Вообще, любовь в Чехову во французском лицее Буэнос-Айреса просто-таки аномальная.
– Ну и какая же чеховская пьеса нравится тебе больше всего? – мурлыкая, спрашивает Себастьян. – Мы тут любительский спектакль ставили. «Вишневый сад». Я там играл Лопахина.
– А я «Дядю Ваню» играл! – сообщает Ольвье, учитель информатики. У него клетчатая рубашка и большая пушистая борода. Женат второй раз. Обе жены – и первая и вторая – родом из Уругвая. – Обожаю Чехова! Купил в Париже его билингвальное издание! На русском и французском. С какого рассказа ты мне советуешь начать чтение?
Я пытаюсь вспомнить, что-то про злоумышленника и слетевшую шляпу. Рассказываю, что была с друзьями в доме-музее Чехова в Мелихово. «У него там был кабинет, он лечил крестьян», – рассказываю, судорожно вспоминая, что там было-то в этом Мелихово. – «Ну какой прекрасный человек этот Чехов! » – хором восклицают Оливье с Себастьяном.
На первом уроке продолжаем читать с 6B Роман о Лисе. Диана рассказывает от лица волка историю о том, как подло и коварно его ограбил лис. Дети предлагают покарать лиса самым жестоким образом. Повесить, четвертовать, дать слабительное, обречь на голодную смерть. Вкратце объясняю, почему правосудие лучше мести и рекомендую волку-Диане обратиться с жалобой ко льву, а не вершить самосуд. Хотя дети явно склоняются ко второму варианту.
С 5B проходим калиграммы, анаграммы и каламбуры. Между третьем и пятым уроком ко мне в учительской подсаживается похожий на Деда Мороза учитель истории в персиковом свитере.
– Ну так и что там у тебя с 5 B? Почему ты им не дала провести классный час? Я с ними разговаривал, они были muy enojados. Очень рассерженными.
Учитель истории – аргентинец. И чувствуется, ему обидно за своих. И он не хочет давать их в обиду.
– Послушай, дети-то они все хорошие! Они не злые!
– Конечно, хорошие! – горячо соглашаюсь я. – По отдельности. А когда сразу пять человек начинают орать и срывать урок, как-то не очень. Думаешь, мне жалко было этого классного часа? Мне же легче, готовиться не надо. Но можно же было нормально попросить.
– Нет, я тебя понимаю! Ты в своем праве, конечно. Я им тоже сказал, что нечего было орать. Я им так и говорю, когда они шумят. Баста! И они сразу замолкают.
Я немедленно проникаюсь интересом к педагогическим лайфхакам учителя истории и рассказываю ему на своем неуверенном испанском содержание нашего классного часа. И он немедленно находит решение давно назревшей проблемы: что делать с сумками на скамейках! Дело в том, что когда дети идут в столовую, они оставляют своми сумки на скамейках во дворе. В результате ученикам, которые берут еду из дома, негде есть, потому что все скамейки заняты сумками. Некоторые – как Фелипе – сбрасывают эти сумки на землю. Что, разумеется, приводит к конфликтам. Некоторые – как Анаис – едят, сидя на земле. Убирать в шкафчики свои сумки дети не хотят – потому что им еще в столовой очередь стоять и потому что они всегда так делали
#lycée
– Получше, – осторожно отвечаю я.
Софи смотрит на меня недоверчиво. «А у меня вчера была с ними математика: я двоих из класса выгнала, – заявляет она. – Дала им задание. Сказала: разговаривать можно, ходить нельзя. И что ты думаешь! Все равно стали гулять по классу. Я им говорю, сейчас еще кто-нибудь пойдет, выгоню! И они пошли! В начале Гала! Я ей говорю, марш в «Школьную жизнь» – потому что, как я уже говорила, выгнать ученика из класса во французской школе – эта целая процедура. Он не болтается по коридору, а в сопровождении старосты идет в комнату, где сидят воспитатели, и там делает задание, которое ему дал учитель – Она пошла! Ну, думаю, все. Теперь успокоятся! Нет! Вижу, Жасмин разгуливает! Ее тоже пришлось выгнать! Ну что ж такое-то! Я вышла из класса вся не своя! Знаешь, мне кажется, школа в нынешнем виде уже не подходит современным детям».
То же на днях сказал мне учитель латыни, Себастьен. У него кардиган в цветочек, шарф, недельная небритость и огромная любовь к Чехову. Вообще, любовь в Чехову во французском лицее Буэнос-Айреса просто-таки аномальная.
– Ну и какая же чеховская пьеса нравится тебе больше всего? – мурлыкая, спрашивает Себастьян. – Мы тут любительский спектакль ставили. «Вишневый сад». Я там играл Лопахина.
– А я «Дядю Ваню» играл! – сообщает Ольвье, учитель информатики. У него клетчатая рубашка и большая пушистая борода. Женат второй раз. Обе жены – и первая и вторая – родом из Уругвая. – Обожаю Чехова! Купил в Париже его билингвальное издание! На русском и французском. С какого рассказа ты мне советуешь начать чтение?
Я пытаюсь вспомнить, что-то про злоумышленника и слетевшую шляпу. Рассказываю, что была с друзьями в доме-музее Чехова в Мелихово. «У него там был кабинет, он лечил крестьян», – рассказываю, судорожно вспоминая, что там было-то в этом Мелихово. – «Ну какой прекрасный человек этот Чехов! » – хором восклицают Оливье с Себастьяном.
На первом уроке продолжаем читать с 6B Роман о Лисе. Диана рассказывает от лица волка историю о том, как подло и коварно его ограбил лис. Дети предлагают покарать лиса самым жестоким образом. Повесить, четвертовать, дать слабительное, обречь на голодную смерть. Вкратце объясняю, почему правосудие лучше мести и рекомендую волку-Диане обратиться с жалобой ко льву, а не вершить самосуд. Хотя дети явно склоняются ко второму варианту.
С 5B проходим калиграммы, анаграммы и каламбуры. Между третьем и пятым уроком ко мне в учительской подсаживается похожий на Деда Мороза учитель истории в персиковом свитере.
– Ну так и что там у тебя с 5 B? Почему ты им не дала провести классный час? Я с ними разговаривал, они были muy enojados. Очень рассерженными.
Учитель истории – аргентинец. И чувствуется, ему обидно за своих. И он не хочет давать их в обиду.
– Послушай, дети-то они все хорошие! Они не злые!
– Конечно, хорошие! – горячо соглашаюсь я. – По отдельности. А когда сразу пять человек начинают орать и срывать урок, как-то не очень. Думаешь, мне жалко было этого классного часа? Мне же легче, готовиться не надо. Но можно же было нормально попросить.
– Нет, я тебя понимаю! Ты в своем праве, конечно. Я им тоже сказал, что нечего было орать. Я им так и говорю, когда они шумят. Баста! И они сразу замолкают.
Я немедленно проникаюсь интересом к педагогическим лайфхакам учителя истории и рассказываю ему на своем неуверенном испанском содержание нашего классного часа. И он немедленно находит решение давно назревшей проблемы: что делать с сумками на скамейках! Дело в том, что когда дети идут в столовую, они оставляют своми сумки на скамейках во дворе. В результате ученикам, которые берут еду из дома, негде есть, потому что все скамейки заняты сумками. Некоторые – как Фелипе – сбрасывают эти сумки на землю. Что, разумеется, приводит к конфликтам. Некоторые – как Анаис – едят, сидя на земле. Убирать в шкафчики свои сумки дети не хотят – потому что им еще в столовой очередь стоять и потому что они всегда так делали
#lycée
и будут делать. Французская администрация предлагает повесить табличики: «Оставлять сумки на скамейках запрещено». Но Дед Мороз придумал лучше: «Ой, да я скажу им эти сумки на земле оставлять, а не на скамейках, и все», – говорит он мне. Посмотрим, сработает ли.
Затем читаем с 5B отрывок из биографии Сартра – где он рассказывает, что в детстве был маленького роста, и с ним никто не хотел играть. Буллинг! – кричат дети. Harcèlement. Поправляю я их по-французски. «А у меня ведь тоже было это harcèlement» – внезапно говорит Руаа. «Хочешь об этом рассказать?» – спрашиваю я. «Да, хочу».
Руаа родом из Туниса. Ее родители – дипломаты. Когда ей было 6, она училась в Австралии. «В Австралии очень много расистов. Меня в школе все время обзывали, даже били. Однажды парень закрыл меня в туалете, я плакала и не знала, как выйти. Им всем не нравилось, что я арабка, что у меня темная кожа, что моя мама носит платок. Я ничего не рассказывала родителям, не хотела, чтобы они устраивали скандал. Мне уже 12. Они до сих пор ничего не знают». Я говорю Руаа, что очень ей сочувствую. Спрашиваю у детей, что нужно делать, если они видят, как кого-то травят или если травят их самих. «Говорить, не молчать», – хором отвечают они. Остается вопрос, что делать, если кого-то травишь ты сам.
– Мультфильмы! Мы хотим мультфильмы! – кричит шестой Д.
– Никаких мультфильмов! Спрягаем глаголы.
– Я не могу! У меня нет тетрадки!
– Возьми листочек!
– У меня сломалась папка с листочками!
– А фразы переписывать? А зачем? А если я не хочу? А глаголы спрягать? А что такое соломинка? А бревно? А ты можешь подойти?
– ВЫ можете подойти ПОЖАЛУЙСТА!
– В смысле, они к тебе на ты? – поразились французские коллеги, когда я им пересказывала свой очередной разговор с 5B. – Только на Вы! Ты должна «навязать» им «Вы». – постановили они.
Вот, навязываю.
– Вы можете подойти?
– Могу. Что ты хочешь?
– Что такое соломинка? А вы знаете, что в испанском у слова соломинка есть еще одно очень смешное значение?
– ГЫ! ГЫ! ГЫ!
– Догадываюсь. И если ты хочешь посмеяться, можешь выйти за дверь, отсмеяться и вернуться. И не надо мне тут очередь устраивать у стола! У нас тут не рынок. И я не продаю помидоры. Октавио, сядь на место, пока я смотрю работу Феликса. Потом подойдешь!
– А что мне пока делать?
– ЖДАТЬ! Сидеть спокойно и ждать. И не разговаривать. По возможности.
– А можно шептаться?
Октавио и Сантьяго начинают драться у моего стола. Я первым подошел! Нет я! Мадам! Вы что! Его работу будете первой смотреть?! Я же первым подошел!
Беру две работы. Смотрю одновременно у каждого строчку за строчкой.
– Быстро прямо сейчас проспрягай мне глагол Faire. Делать. Давай ! Пиши! Быстрее!
– Да! Да! Да! Сейчас!
– А ты спрягай глагол Boire. Пить.
– Хорошо!
Звонок. Ну наконец-то. Впереди три выходных. Господи, дай мне сил.
#lycée
Затем читаем с 5B отрывок из биографии Сартра – где он рассказывает, что в детстве был маленького роста, и с ним никто не хотел играть. Буллинг! – кричат дети. Harcèlement. Поправляю я их по-французски. «А у меня ведь тоже было это harcèlement» – внезапно говорит Руаа. «Хочешь об этом рассказать?» – спрашиваю я. «Да, хочу».
Руаа родом из Туниса. Ее родители – дипломаты. Когда ей было 6, она училась в Австралии. «В Австралии очень много расистов. Меня в школе все время обзывали, даже били. Однажды парень закрыл меня в туалете, я плакала и не знала, как выйти. Им всем не нравилось, что я арабка, что у меня темная кожа, что моя мама носит платок. Я ничего не рассказывала родителям, не хотела, чтобы они устраивали скандал. Мне уже 12. Они до сих пор ничего не знают». Я говорю Руаа, что очень ей сочувствую. Спрашиваю у детей, что нужно делать, если они видят, как кого-то травят или если травят их самих. «Говорить, не молчать», – хором отвечают они. Остается вопрос, что делать, если кого-то травишь ты сам.
– Мультфильмы! Мы хотим мультфильмы! – кричит шестой Д.
– Никаких мультфильмов! Спрягаем глаголы.
– Я не могу! У меня нет тетрадки!
– Возьми листочек!
– У меня сломалась папка с листочками!
– А фразы переписывать? А зачем? А если я не хочу? А глаголы спрягать? А что такое соломинка? А бревно? А ты можешь подойти?
– ВЫ можете подойти ПОЖАЛУЙСТА!
– В смысле, они к тебе на ты? – поразились французские коллеги, когда я им пересказывала свой очередной разговор с 5B. – Только на Вы! Ты должна «навязать» им «Вы». – постановили они.
Вот, навязываю.
– Вы можете подойти?
– Могу. Что ты хочешь?
– Что такое соломинка? А вы знаете, что в испанском у слова соломинка есть еще одно очень смешное значение?
– ГЫ! ГЫ! ГЫ!
– Догадываюсь. И если ты хочешь посмеяться, можешь выйти за дверь, отсмеяться и вернуться. И не надо мне тут очередь устраивать у стола! У нас тут не рынок. И я не продаю помидоры. Октавио, сядь на место, пока я смотрю работу Феликса. Потом подойдешь!
– А что мне пока делать?
– ЖДАТЬ! Сидеть спокойно и ждать. И не разговаривать. По возможности.
– А можно шептаться?
Октавио и Сантьяго начинают драться у моего стола. Я первым подошел! Нет я! Мадам! Вы что! Его работу будете первой смотреть?! Я же первым подошел!
Беру две работы. Смотрю одновременно у каждого строчку за строчкой.
– Быстро прямо сейчас проспрягай мне глагол Faire. Делать. Давай ! Пиши! Быстрее!
– Да! Да! Да! Сейчас!
– А ты спрягай глагол Boire. Пить.
– Хорошо!
Звонок. Ну наконец-то. Впереди три выходных. Господи, дай мне сил.
#lycée