За четыре моря

Приехал на Новый год в Танзанию и вспомнил разговор с одной знакомой, которая рассказывала, как тяжело европейцам вести бизнес в Африке (она сама занимается этим уже лет десять): “Когда нанимают себе людей, ожидают, что те будут отдавать себя работе на 100%, прямо как какой-нибудь немец или американец. Но монолитный подход к жизни - совершенно не по-африкански. Здесь люди никогда не будут работать на единственной работе - даже если наймете человека в корпорацию, он наверняка параллельно будет подрабатывать или вести мелкий семейный бизнес. Также и со всей жизнью: в Африке у людей нечасто бывает одна любимая женщина, одна религия или один язык - тут всегда сложный микс идентичностей и увлечений”. 

Не отвечаю за достоверность тезисов, но звучит интересно. И в отношении языков точно справедливо - мы в западном мире вообще привыкли к тому, что монолингвизм - безусловная, едва ли не биологическая норма, но до торжествующего шествия наций и национализма владение несколькими языками, пускай и на разном уровне, часто было неизбежным для любого, кто выбирался за границы своей родной деревеньки.  

Перед отъездом я как раз прочитал прекрасную книгу об истории французского языка в России. И хотя свободно на французском общался только высший слой дворян,причем в относительно короткий период в XVIII-XIX вв., степень билингвизма все равно поражает: скажем, Бестужев-Рюмин, один из лидеров декабристов, давая показания по поводу восстания, просил позволить отвечать ему на французском, потому что “к стыду своему… более привык к этому языку, чем к русскому” (просьба, кстати, тоже была на французском - в ней отказали, а просителя позже казнили). 

Когда-то Карл V говорил, что с Богом он общается по-испански, с женщинами — по-итальянски, с мужчинами — по-французски, а с лошадьми — по-немецки. Сегодня может показаться, что речь шла об особом звучании языка - итальянский кажется романтичным, даже если вы не понимаете ни слова, а немецкий - такой грубый, что подходит скорее для понукания коня. Но еще совсем недавно язык могли выбирать исходя из того, насколько богат в нем набор клишированных форм и выражений, подходящих для определенного контекста. Флиртовать с девушкой из высшего общества на русском языке на рубеже XVII-XIX веков казалось почти немыслимым - во французском было куда больше подходящих выражений, сформированных богатой литературной традицией. 

Уже после 1812 года русский стал постепенно вытеснять французский даже в высшем свете, ну а  после 1917 года СССР медленно двигался с моноязычию даже в национальных республиках: в 1970 г. на русском свободно говорили 49% населения Союза, а в 1979 г. - уже 62%. 

А вот сейчас ситуация интересная. Русский давно стал универсальным языком, на котором можно и флиртовать с девушкой, и погонять работника на стройке, и рассуждать (с трудом) о бытии и времени. Но за уходом из России действительно важных вещей - Макдональдса, Кока-колы, H&M - мы не заметили, как российские контракты разорвали, например, все крупные университетские издательства - и мы, похоже, останемся без интересной социально-гуманитарной литературы на русском.

Казалось бы, не велика беда - все люди, всерьез занимающихся наукой, спокойно будут читать английском. Но эти книги играли важную роль для интеллектуального “среднего класса” - не производителей нового знания, а его потребителей. 

Если переводная интеллектуальная литература окончательно уйдет из России, мы получим русское дворянство в миниатюре. С одной стороны - тонкая прослойка людей, читающих на английском, и обсуждающих прочитанное на том же языке. С другой стороны - тот самый средний класс: “разночинцы”, говорящие только на русском, но потерявшие доступ к словарю, который позволял им на равных обсуждать сложные социальные проблемы. 

Тоже не катастрофа - так существует большинство языков на земле, переводить на которые книги оказывается слишком дорого. Но совсем не хочется возвращаться к Карлу V, дав русскому место где-то между женщинами и лошадьми.

www.tg-me.com/us/За четыре моря/com.za_4_morya/114

17.0K viewsDec 27, 2022 at 06:28

Приехал на Новый год в Танзанию и вспомнил разговор с одной знакомой, которая рассказывала, как тяжело европейцам вести бизнес в Африке (она сама занимается этим уже лет десять): “Когда нанимают себе людей, ожидают, что те будут отдавать себя работе на 100%, прямо как какой-нибудь немец или американец. Но монолитный подход к жизни - совершенно не по-африкански. Здесь люди никогда не будут работать на единственной работе - даже если наймете человека в корпорацию, он наверняка параллельно будет подрабатывать или вести мелкий семейный бизнес. Также и со всей жизнью: в Африке у людей нечасто бывает одна любимая женщина, одна религия или один язык - тут всегда сложный микс идентичностей и увлечений”. 

Не отвечаю за достоверность тезисов, но звучит интересно. И в отношении языков точно справедливо - мы в западном мире вообще привыкли к тому, что монолингвизм - безусловная, едва ли не биологическая норма, но до торжествующего шествия наций и национализма владение несколькими языками, пускай и на разном уровне, часто было неизбежным для любого, кто выбирался за границы своей родной деревеньки.  

Перед отъездом я как раз прочитал прекрасную книгу об истории французского языка в России. И хотя свободно на французском общался только высший слой дворян,причем в относительно короткий период в XVIII-XIX вв., степень билингвизма все равно поражает: скажем, Бестужев-Рюмин, один из лидеров декабристов, давая показания по поводу восстания, просил позволить отвечать ему на французском, потому что “к стыду своему… более привык к этому языку, чем к русскому” (просьба, кстати, тоже была на французском - в ней отказали, а просителя позже казнили). 

Когда-то Карл V говорил, что с Богом он общается по-испански, с женщинами — по-итальянски, с мужчинами — по-французски, а с лошадьми — по-немецки. Сегодня может показаться, что речь шла об особом звучании языка - итальянский кажется романтичным, даже если вы не понимаете ни слова, а немецкий - такой грубый, что подходит скорее для понукания коня. Но еще совсем недавно язык могли выбирать исходя из того, насколько богат в нем набор клишированных форм и выражений, подходящих для определенного контекста. Флиртовать с девушкой из высшего общества на русском языке на рубеже XVII-XIX веков казалось почти немыслимым - во французском было куда больше подходящих выражений, сформированных богатой литературной традицией. 

Уже после 1812 года русский стал постепенно вытеснять французский даже в высшем свете, ну а  после 1917 года СССР медленно двигался с моноязычию даже в национальных республиках: в 1970 г. на русском свободно говорили 49% населения Союза, а в 1979 г. - уже 62%. 

А вот сейчас ситуация интересная. Русский давно стал универсальным языком, на котором можно и флиртовать с девушкой, и погонять работника на стройке, и рассуждать (с трудом) о бытии и времени. Но за уходом из России действительно важных вещей - Макдональдса, Кока-колы, H&M - мы не заметили, как российские контракты разорвали, например, все крупные университетские издательства - и мы, похоже, останемся без интересной социально-гуманитарной литературы на русском.

Казалось бы, не велика беда - все люди, всерьез занимающихся наукой, спокойно будут читать английском. Но эти книги играли важную роль для интеллектуального “среднего класса” - не производителей нового знания, а его потребителей. 

Если переводная интеллектуальная литература окончательно уйдет из России, мы получим русское дворянство в миниатюре. С одной стороны - тонкая прослойка людей, читающих на английском, и обсуждающих прочитанное на том же языке. С другой стороны - тот самый средний класс: “разночинцы”, говорящие только на русском, но потерявшие доступ к словарю, который позволял им на равных обсуждать сложные социальные проблемы. 

Тоже не катастрофа - так существует большинство языков на земле, переводить на которые книги оказывается слишком дорого. Но совсем не хочется возвращаться к Карлу V, дав русскому место где-то между женщинами и лошадьми.

BY За четыре моря