Я прочитала книгу Елены Вавиловой "Женщина, которая умела хранить тайны" — автобиографичный роман о семье двух разведчиков.

Я не отношусь к поколению "17 мгновений весны" — произведение для меня это 3-4 мема и шутки про Штирлица и дуло.

Для меня показалось важным, что в книге есть атмосфера советского мифа о сверхлюдях: студенты из Томска соглашаются стать парой разведчиков, работать за границей, отказавшись от себя прежних, сочинив новые истории жизни, которых не было. Просто потому что есть такая работа.

Наверное именно эта сверхчеловечность формирует самые разные навыки, типа нетворкинга. Представьте, вы в Европе, у вас нет и не может быть шести нужных рукопожатий, но благодаря четкой работе вы завязываете знакомства с руководителями отделов НАТО.

Параллельно истории разведчиков в произведении рассказывается и о судьбе предателя, который продаст информацию о паре в обмен на свое благополучие. Очень знакомый прием, который помогает держать интригу в повествовании.

Из истории могла бы получиться мощная драма, но книга написана легко, без мрачных красок и концентрации на глубоких вопросах.

Мне показалось, что "Женщина, которая умеет хранить тайны" — отличная книга в сезон авитаминоза и прочего уныния.

Если вы, как и я, думаете, что американская проза вторична, то вот список из 100 великих американских романов, который, возможно, сможет доказать, что это не/так. Среди прочих в списке есть 2 книги Набокова.

https://www.theatlantic.com/books/archive/2024/03/best-books-american-fiction/677479/

Прочитала "Детей полуночи" Салмана Рушди, пошла читать исследования на Киберленинке.

Поняла, что есть жанр индийской литературы, написанной на английском языке.

Подумала, а возможна ли русская литература, написанная на английском/немецком? Ведь русское зарубежье осталось русским, потому что писало на родном языке.

Национальная литература становится такой, потому что пишет на языке нации.

Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.

Идут белые снеги…
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.

я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.

И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?

А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
ее реки в разливе
и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.

Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.

И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.

Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,

Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.

Евтушенко.

Сегодня мы скорбим.
Очень люблю этот стих, он словно рука поддержки в трудную минуту.

В Госдуму внесен законопроект об ограничении в библиотеках доступа к книгам, написанным иностранными агентами.

Мера кажется логичной только с той точки зрения бюджета: государство выделяет деньги на покупку книг в библиотеки. На эти средства какие-то библиотеки заказывают популярные книги иноагентов.

Библиотеки могут привлекать запретными плодами иноагентского просвещения: Пссс, парень, у нас иноагенты. А потом собирать и передавать сведения, кто интересовался барчуком Глуховским.

Запрет может создать какую-то новую форму буккроссинга, где будут в обороте книги иноагентов, привлекая читателей в кружки и всякие клубы, что может потом трансформироваться в петрашевцев, например.

Но. Нужно быть еще честней. Это мир потребления. Среди моих знакомых нет энтузиастов, которые ходят в библиотеки за книгами. Книжные покупки интересней чтения. Поэтому тот, кто захочет прочитать Улицкую, найдет, где, если не купить, то скачать.

Где-то в тибетском кафе на Гоа: постер с Толстым.

В Гарварде приняли решение снять с книги XIX века переплет из человеческой кожи.

Роман "Любимчик эпохи" Кати Качур обманул все мои ожидания.

Я думала, это книга-ностальгия по стране, которую не смогли достроить сверхлюди-милленаристы. Уютное детство, манная каша с комочками, шапка с колючими тесемками и красный кисель.

Оказалось, что книга написана в жанре магического постреализма, а сюжет начинается в крематории, где дух Родиона наблюдает за своим братом Ильей и не хочет, чтобы тот сорил деньгами за условия для тела, которому они уже не нужны.

В огне крематория душа старшего брата внезапно встретит давно умершую соседку по подъезду, бабку по кличке Эпоха. Теперь они будут устраивать посиделки на кладбище, играть в игры мертвых и наблюдать за живыми.

Два брата – две противоположности, любят друг друга так сильно, что выносить едва могут. Оба персонажа похожи на типаж сына маминой подруги, но младшего все вокруг любят сильней, а старший тоже не претендует, потому что сам любит.

Роман вообще не содержит примет проходящей эпохи, зато необычно раскрывает образ Эпохи, у которой, конечно, есть тайна.

Украинский институт нацпамяти признал «украинофобом» писателя Михаила Булгакова и объявил использование его имени «пропагандой российской имперской политики».

В выводе института говорится, что Михаил Булгаков – «имперец по мировоззрению, ярый украинофоб».

Пытаюсь понять в какой момент и кто демонизировал слово "коллеги".

Коллег демонизируют незаслуженно. А в это время активно растет опухоль русского языка, псевдовспомогательный глагол являться.
Я являюсь организатором (организаторам в страшных снах)
Я являюсь фанатом вашего творчества.
Я являюсь котом этого дома.

Почему люди так говорят, у меня 4 варианта.

Чтобы сказуемое было глаголом, а не подозрительным существительным: Я ваш фанат.

Чтобы не гадать, нужно ли ставить тире: Мы организаторы этого бардака.

Чтобы добавить официальности или канцелярности: Она является любовницей соседа.

Во всем виноват английский язык, с его бесконечным Я есть.

В русском языке надо быть, а не являться.

Кстати, Веллер теперь тоже иноагент.

Красную армию дальний поход трудностью лишь раззадорил;

Разве преграда нам тысяча гор, разве преграда нам море?

Горные пики, как рябь на воде, лишь колыхались под нами,

А Умэншань, словно глины комок, сникла у нас под ногами.

Брызги над рвущейся к скалам Янцзы паром горячим казались,

Цепи моста через реку Даду, оледенев, не качались.

Мы полюбили их, тысячи ли горных миньшаньских снегов.

Встреча фронтов: как сияет теперь счастье на лицах бойцов!

Мао Цзэдун

Безумно приятная весна.

1910 год, 7 апреля
81 год

Читаю я книжку по популярной психологии.
В первых главах автор извинилась, что она белая женщина, и не может понять всего того, что должны проживать меньшинства. Окей.

Потом автор пишет, что современная Америка про превосходство белой расы, мужчин и гетеросексуалов. Ужас.

Недавно смотрела сериал "Хороший доктор", там в одном из сезонов приходят новые интерны. Самым ужасным персонажем не имеющим хоть каких-то надежд на то, чтобы остаться в больнице, был белый парень-гетеросексуал.

Такая вот обратная сторона медали.

Уже завтра день космонавтики. И он для меня каждый год, как снег на голову коммунальщиков.

Поэтому я не успела прочитать, Как забить гвоздь в космосе.

Завтра на ВДНХ предлагают погрузиться не в прикладные, а фантастические знания. Футурологи, эксперты-болтологи и деятели различных индустрий оценят состояние фантастического жанра в России.

Осталось понять, что важней: знать, как забить гвоздь в космосе, или все-таки мечтать о яблонях на Марсе.

Кстати, если женщины с Венеры, что там тогда должно расти? Рассада?

Хранить книги в стопках – плохая идея.

Философы hugge знают, что однажды вам понадобится самая нижняя книга, самой последней стопки.