У передвижного цирка шумела праздная публика. Зазывалы-кривляки в ярких нарядах, не жалея глоток завлекали прохожих в огромный красно-жёлтый шатёр, обещая невиданное зрелище. Люди толпились и толкали друг друга локтями у входа, скалили зубы, предвкушая развлечение. Посетители несли в руках полиэтиленовые пакеты с грязным содержимым, неприятным на вид.
Были здесь и те, кто не принимал подобного рода гнусные варварские представления. Кучка активистов, в основном девушек с крашеными в кислотные цвета волосами и с плакатами в руках, скандировала что-то о гуманизме и общечеловеческих ценностях.
В то же время в трейлере за маленьким столиком сидел мистер Дюк – жадный и циничный директор шапито. Он был одет в алый сюртук, между тонкими пальцами держал толстую сигару и нахально крутил чёрный ус. Его наглый взгляд пренебрежительно ощупывал девушку напротив. Та, в огромных очках и с копной рыжих волос, хмурила брови и горячо тараторила, временами подскакивая на крошечном раскладном стульчике.
– Как вы не понимаете, мистер Дюк, – взывала она тонким голосом. – то, что вы делаете – бесчеловечно! Это эксплуатация неразумных! Остались ли у вас принципы, чувства или вы ради денег готовы пойти на всё?!
Мистер Дюк откинулся на спинку кресла и затянулся. Затем он медленно выпустил сигарный дым и сказал:
– Всякий зарабатывает как умеет. Люди хотят зрелищ, я умею их дать. К чему разговоры о принципах? – Я пришла к вам только потому, – продолжала девушка, – что надеялась быть услышанной. Но, видимо, нам придётся продолжить протест, чтобы показать людям, что они, идя в ваш вертеп жестокости, тоже становятся соучастниками преступления. – Вы думаете, что своими акциями помешаете моему шоу? – усмехнулся мистер Дюк. – Ошибаетесь. Ваш протест ударит не по мне, а по артистам, которых вы так усердно защищаете. Мне придётся их просто выгнать. – Ничего, найдут другую работу! – упрямо парировала активистка.
Мистер Дюк тонко улыбнулся и покачал головой.
– Они? Работу? Кто их возьмёт? Что они умеют? – Но использовать умственно неполноценных для аттракциона нельзя! – вдруг завопила девушка. – Как вы этого не понимаете?! Это… Это… Это – грех! – Вот именно потому, что будучи умственно неполноценными, они находятся на своём месте, и иного занятия для них не найти, – спокойно возразил директор. – Ну не лекции же им, в самом деле, в университетах читать? После всего... Хе-хе. А я даю им крышу над головой и шанс честно зарабатывать на хлеб. – Ну отмените хотя бы финальную часть! – молила сердобольная активистка. – Которую? – Ну, когда публика… Ну, вы же знаете… Мне рассказывали, как один несчастный, не понимая происходящего, забился в угол клетки, славя фантастическую восточноевропейскую страну. А люди кидали в него всё, что принесли с собой. И смеялись. Это средневековье! Это цирк уродцев! – Милочка, ну, конечно, это цирк уродцев! – рассмеялся мистер Дюк. – А что касается последней части программы, так на этих принципах вся ваша Европа держится! Сперва умственно неполноценные там, затем здесь. Людям нравится, они за них голосуют. К тому же, многие их них давно уже привыкли к нечистотам.
Активистка, всплеснув руками, вскочила с места.
– Нет, нет! Мы будем протестовать! – Как угодно, милочка! – мистер Дюк тоже поднялся. – Простите, но мне пора идти объявлять. К сожалению, больше времени уделить не могу. До свидания!
Через минуту мистер Дюк уже стоял в центре арены и с наигранным пафосом объявлял номер «Европейская демократия». Публика ревела, и каждый зритель уже развязывал мешочек с принесённой дрянью, желая как можно скорее пустить её в ход. Сделав объявление, мистер Дюк под скабрёзную музыку, приплясывая и раскланиваясь, покинул арену, на которую тут же выкатили клетки, наполненные нездорового вида артистами, взиравшими с ужасом сквозь железные прутья на гремящую толпу. Каждому из них был предоставлен микрофон для короткого слова. И после всех выступлений, сопровождаемых то взрывами хохота, то проклятьями, разгорячённая публика с воодушевлением приступила к забрасыванию бывших европейских чиновников содержимым принесённых пакетов.
У передвижного цирка шумела праздная публика. Зазывалы-кривляки в ярких нарядах, не жалея глоток завлекали прохожих в огромный красно-жёлтый шатёр, обещая невиданное зрелище. Люди толпились и толкали друг друга локтями у входа, скалили зубы, предвкушая развлечение. Посетители несли в руках полиэтиленовые пакеты с грязным содержимым, неприятным на вид.
Были здесь и те, кто не принимал подобного рода гнусные варварские представления. Кучка активистов, в основном девушек с крашеными в кислотные цвета волосами и с плакатами в руках, скандировала что-то о гуманизме и общечеловеческих ценностях.
В то же время в трейлере за маленьким столиком сидел мистер Дюк – жадный и циничный директор шапито. Он был одет в алый сюртук, между тонкими пальцами держал толстую сигару и нахально крутил чёрный ус. Его наглый взгляд пренебрежительно ощупывал девушку напротив. Та, в огромных очках и с копной рыжих волос, хмурила брови и горячо тараторила, временами подскакивая на крошечном раскладном стульчике.
– Как вы не понимаете, мистер Дюк, – взывала она тонким голосом. – то, что вы делаете – бесчеловечно! Это эксплуатация неразумных! Остались ли у вас принципы, чувства или вы ради денег готовы пойти на всё?!
Мистер Дюк откинулся на спинку кресла и затянулся. Затем он медленно выпустил сигарный дым и сказал:
– Всякий зарабатывает как умеет. Люди хотят зрелищ, я умею их дать. К чему разговоры о принципах? – Я пришла к вам только потому, – продолжала девушка, – что надеялась быть услышанной. Но, видимо, нам придётся продолжить протест, чтобы показать людям, что они, идя в ваш вертеп жестокости, тоже становятся соучастниками преступления. – Вы думаете, что своими акциями помешаете моему шоу? – усмехнулся мистер Дюк. – Ошибаетесь. Ваш протест ударит не по мне, а по артистам, которых вы так усердно защищаете. Мне придётся их просто выгнать. – Ничего, найдут другую работу! – упрямо парировала активистка.
Мистер Дюк тонко улыбнулся и покачал головой.
– Они? Работу? Кто их возьмёт? Что они умеют? – Но использовать умственно неполноценных для аттракциона нельзя! – вдруг завопила девушка. – Как вы этого не понимаете?! Это… Это… Это – грех! – Вот именно потому, что будучи умственно неполноценными, они находятся на своём месте, и иного занятия для них не найти, – спокойно возразил директор. – Ну не лекции же им, в самом деле, в университетах читать? После всего... Хе-хе. А я даю им крышу над головой и шанс честно зарабатывать на хлеб. – Ну отмените хотя бы финальную часть! – молила сердобольная активистка. – Которую? – Ну, когда публика… Ну, вы же знаете… Мне рассказывали, как один несчастный, не понимая происходящего, забился в угол клетки, славя фантастическую восточноевропейскую страну. А люди кидали в него всё, что принесли с собой. И смеялись. Это средневековье! Это цирк уродцев! – Милочка, ну, конечно, это цирк уродцев! – рассмеялся мистер Дюк. – А что касается последней части программы, так на этих принципах вся ваша Европа держится! Сперва умственно неполноценные там, затем здесь. Людям нравится, они за них голосуют. К тому же, многие их них давно уже привыкли к нечистотам.
Активистка, всплеснув руками, вскочила с места.
– Нет, нет! Мы будем протестовать! – Как угодно, милочка! – мистер Дюк тоже поднялся. – Простите, но мне пора идти объявлять. К сожалению, больше времени уделить не могу. До свидания!
Через минуту мистер Дюк уже стоял в центре арены и с наигранным пафосом объявлял номер «Европейская демократия». Публика ревела, и каждый зритель уже развязывал мешочек с принесённой дрянью, желая как можно скорее пустить её в ход. Сделав объявление, мистер Дюк под скабрёзную музыку, приплясывая и раскланиваясь, покинул арену, на которую тут же выкатили клетки, наполненные нездорового вида артистами, взиравшими с ужасом сквозь железные прутья на гремящую толпу. Каждому из них был предоставлен микрофон для короткого слова. И после всех выступлений, сопровождаемых то взрывами хохота, то проклятьями, разгорячённая публика с воодушевлением приступила к забрасыванию бывших европейских чиновников содержимым принесённых пакетов.
BY Субботин
Warning: Undefined variable $i in /var/www/tg-me/post.php on line 280
I have no inside knowledge of a potential stock listing of the popular anti-Whatsapp messaging app, Telegram. But I know this much, judging by most people I talk to, especially crypto investors, if Telegram ever went public, people would gobble it up. I know I would. I’m waiting for it. So is Sergei Sergienko, who claims he owns $800,000 of Telegram’s pre-initial coin offering (ICO) tokens. “If Telegram does a SPAC IPO, there would be demand for this issue. It would probably outstrip the interest we saw during the ICO. Why? Because as of right now Telegram looks like a liberal application that can accept anyone - right after WhatsApp and others have turn on the censorship,” he says.
A Telegram spokesman declined to comment on the bond issue or the amount of the debt the company has due. The spokesman said Telegram’s equipment and bandwidth costs are growing because it has consistently posted more than 40% year-to-year growth in users.
