И зашёл у нас разговор: можно ли писать, рисовать, делать пометки в книгах?
Моё мнение: а почему нельзя-то?
Это всего лишь один из сотен тысяч одинаковых экземпляров.
Книга являлась драгоценностью в древности, когда не было книгопечатания и на создание каждого экземпляра уходили годы человеческой жизни, а стоимость материалов была исключительно высока.
В блокадном Ленинграде — байка или нет? — были люди, которые не могли жечь книги даже ради нестойкого, но необходимого тепла, потому что хорошая книга была редкой вещью и сформировалось трепетное, почти сакральное отношение к ней.
В 70-е книги «доставали» по знакомству. Покупали внагрузку к Ахматовой никому не нужные производственные романы. Перекупали с рук пожелтевшего, но такого желанного Гоголя. Собирали детям библиотеку, едва узнав о грядущем появлении младенца.
Но сейчас-то иди и покупай любую, спасибо капитализму. Или издавай свою, если есть что издавать. За свой счёт — пожалуйста.
Важно не то, каким способом книга прочитана, а то, что она оставила в голове и в сердце. Это мое мнение. А бумага остаётся бумагой, и на ней можно рисовать.
И зашёл у нас разговор: можно ли писать, рисовать, делать пометки в книгах?
Моё мнение: а почему нельзя-то?
Это всего лишь один из сотен тысяч одинаковых экземпляров.
Книга являлась драгоценностью в древности, когда не было книгопечатания и на создание каждого экземпляра уходили годы человеческой жизни, а стоимость материалов была исключительно высока.
В блокадном Ленинграде — байка или нет? — были люди, которые не могли жечь книги даже ради нестойкого, но необходимого тепла, потому что хорошая книга была редкой вещью и сформировалось трепетное, почти сакральное отношение к ней.
В 70-е книги «доставали» по знакомству. Покупали внагрузку к Ахматовой никому не нужные производственные романы. Перекупали с рук пожелтевшего, но такого желанного Гоголя. Собирали детям библиотеку, едва узнав о грядущем появлении младенца.
Но сейчас-то иди и покупай любую, спасибо капитализму. Или издавай свою, если есть что издавать. За свой счёт — пожалуйста.
Важно не то, каким способом книга прочитана, а то, что она оставила в голове и в сердце. Это мое мнение. А бумага остаётся бумагой, и на ней можно рисовать.
Telegram and Signal Havens for Right-Wing Extremists
Since the violent storming of Capitol Hill and subsequent ban of former U.S. President Donald Trump from Facebook and Twitter, the removal of Parler from Amazon’s servers, and the de-platforming of incendiary right-wing content, messaging services Telegram and Signal have seen a deluge of new users. In January alone, Telegram reported 90 million new accounts. Its founder, Pavel Durov, described this as “the largest digital migration in human history.” Signal reportedly doubled its user base to 40 million people and became the most downloaded app in 70 countries. The two services rely on encryption to protect the privacy of user communication, which has made them popular with protesters seeking to conceal their identities against repressive governments in places like Belarus, Hong Kong, and Iran. But the same encryption technology has also made them a favored communication tool for criminals and terrorist groups, including al Qaeda and the Islamic State.
The messaging service and social-media platform owes creditors roughly $700 million by the end of April, according to people briefed on the company’s plans and loan documents viewed by The Wall Street Journal. At the same time, Telegram Group Inc. must cover rising equipment and bandwidth expenses because of its rapid growth, despite going years without attempting to generate revenue.
