Должна ли философия быть интересной для всех? Необходим ли перевод на некий «простой и понятный» язык? Нужно ли буквально каждому объяснять, «почему так интересно и необычно» решать трудную проблему сознания, находить аргументы за или против принципа дедуктивной замкнутости, опровергать корреляционизм и так далее?
Начнём с того, что у нас имеется факт разрыва в интересах, зафиксированный «живой» статистикой того, что издается и покупается людьми, ищущими к прочтению чего-то философского. Не буду заострять внимание на том, что отчасти это показывает, что людям на деле интересно что-то нефилософское (работы из истории психологии, эзотерика, социальная журналистика), но под именем философии. Куда более показательными выглядят примеры Жана Бодрийяра и Фридриха Ницше.
Книги Бодрийяра – одни из самых издаваемых философских работ на русском. Интересен ли Бодрийяр настолько же профессиональным философам? Люди обычно видят в этом парадокс, ведь влияние Бодрийяра крайне невелико даже среди тех, кто занимается не то, чтобы континентальной философией, а даже конкретно французской теорией и постмодернистами.
Как так получилось? Полагаю, что в глазах широкой аудитории Бодрийяр соответствует стереотипу необычного философа, говорящего о чем-о крайней современном и насущном. Однако подобное впечатление с трудом сохраняется для тех, кто лучше знаком с философской традицией. Во-первых, оказывается, что у него не так уж и много идей. Во-вторых, в общих чертах они, как минимум, довольно привычны для философской мысли, да и не только для нее (Бодрийяру даже приходилось комментировать сходство выраженного им с позициями альбигойцев и катаров, а сходство с иконоборцами он сам иронически обыгрывал). Из этого следует «в-третьих», состоящее в том, что в самих идеях Бодрийяра не так уж и много чего-то специфически современного. Они все просто иллюстрируются на материале современности.
Чем в итоге действительно хороши тексты Бодрийяра? Стилистикой и подачей идей, которая одновременно достаточно доступная, чтобы его книги скупали тоннами, так и достаточно витиеватая, чтобы создавать эффект приятной философской сложности.
С Ницше мы имеем схожую ситуацию, когда степень общего интереса не бьется со степенью философского влияния. Несомненно, речь о куда большем влиянии, чем в случае с Бодрийяром, но далеко не повсеместном. Куда более важно то, что широкую аудиторию чаще интересуют совсем другие идеи и мысли Ницше по отношению к тем, которые фигурируют в философских работах. Например, вряд ли вы от увлеченного вне-академического читателя Ницше услышите кучу рассуждений о его перспективизме — ницшеанской идее, влияние которой дотянулось и до аналитической философии.
Оба примера приведены для иллюстрации диспропорции – профессионалам и любителям, философам и не-философам интересны попросту разные вещи, однако объединяет их то, что предмет своего интереса они хотят называть «философией». Реальный процесс интеллектуально добродетельного вхождения в философию обычно предполагает синхронизацию этих интересов. В конце концов каждый профессионал в своих профессиональных интересах сохраняет элементы инициирующих и вне-профессиональных (зачастую вне-философских) интересов.
Требования понятного языка, как и базовый скептицизм к любой технически-требовательной (или, напротив, больно уж простой) философской теме, — это проявления неудовольствия от необходимости синхронизировать произвольный интерес с интересом, который заверен как философский неким философским сообществом. Вопрос лишь в том, потакает ли человек своему интуитивному желанию рассматривать такую синхронизацию как неудовольствие. Если тотальность власти подобного желания удается пошатнуть, то, на мой взгляд, здесь и возникает возможность на основании рефлексивного равновесия примирить эгоизм собственного интереса с тем, что интересно не по первому впечатлению и не по личной прихоти.
Должна ли философия быть интересной для всех? Необходим ли перевод на некий «простой и понятный» язык? Нужно ли буквально каждому объяснять, «почему так интересно и необычно» решать трудную проблему сознания, находить аргументы за или против принципа дедуктивной замкнутости, опровергать корреляционизм и так далее?
Начнём с того, что у нас имеется факт разрыва в интересах, зафиксированный «живой» статистикой того, что издается и покупается людьми, ищущими к прочтению чего-то философского. Не буду заострять внимание на том, что отчасти это показывает, что людям на деле интересно что-то нефилософское (работы из истории психологии, эзотерика, социальная журналистика), но под именем философии. Куда более показательными выглядят примеры Жана Бодрийяра и Фридриха Ницше.
Книги Бодрийяра – одни из самых издаваемых философских работ на русском. Интересен ли Бодрийяр настолько же профессиональным философам? Люди обычно видят в этом парадокс, ведь влияние Бодрийяра крайне невелико даже среди тех, кто занимается не то, чтобы континентальной философией, а даже конкретно французской теорией и постмодернистами.
Как так получилось? Полагаю, что в глазах широкой аудитории Бодрийяр соответствует стереотипу необычного философа, говорящего о чем-о крайней современном и насущном. Однако подобное впечатление с трудом сохраняется для тех, кто лучше знаком с философской традицией. Во-первых, оказывается, что у него не так уж и много идей. Во-вторых, в общих чертах они, как минимум, довольно привычны для философской мысли, да и не только для нее (Бодрийяру даже приходилось комментировать сходство выраженного им с позициями альбигойцев и катаров, а сходство с иконоборцами он сам иронически обыгрывал). Из этого следует «в-третьих», состоящее в том, что в самих идеях Бодрийяра не так уж и много чего-то специфически современного. Они все просто иллюстрируются на материале современности.
Чем в итоге действительно хороши тексты Бодрийяра? Стилистикой и подачей идей, которая одновременно достаточно доступная, чтобы его книги скупали тоннами, так и достаточно витиеватая, чтобы создавать эффект приятной философской сложности.
С Ницше мы имеем схожую ситуацию, когда степень общего интереса не бьется со степенью философского влияния. Несомненно, речь о куда большем влиянии, чем в случае с Бодрийяром, но далеко не повсеместном. Куда более важно то, что широкую аудиторию чаще интересуют совсем другие идеи и мысли Ницше по отношению к тем, которые фигурируют в философских работах. Например, вряд ли вы от увлеченного вне-академического читателя Ницше услышите кучу рассуждений о его перспективизме — ницшеанской идее, влияние которой дотянулось и до аналитической философии.
Оба примера приведены для иллюстрации диспропорции – профессионалам и любителям, философам и не-философам интересны попросту разные вещи, однако объединяет их то, что предмет своего интереса они хотят называть «философией». Реальный процесс интеллектуально добродетельного вхождения в философию обычно предполагает синхронизацию этих интересов. В конце концов каждый профессионал в своих профессиональных интересах сохраняет элементы инициирующих и вне-профессиональных (зачастую вне-философских) интересов.
Требования понятного языка, как и базовый скептицизм к любой технически-требовательной (или, напротив, больно уж простой) философской теме, — это проявления неудовольствия от необходимости синхронизировать произвольный интерес с интересом, который заверен как философский неким философским сообществом. Вопрос лишь в том, потакает ли человек своему интуитивному желанию рассматривать такую синхронизацию как неудовольствие. Если тотальность власти подобного желания удается пошатнуть, то, на мой взгляд, здесь и возникает возможность на основании рефлексивного равновесия примирить эгоизм собственного интереса с тем, что интересно не по первому впечатлению и не по личной прихоти.
BY Свободная масса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/tg-me/post.php on line 280
The seemingly negative pandemic effects and resource/product shortages are encouraging and allowing organizations to innovate and change.The news of cash-rich organizations getting ready for the post-Covid growth economy is a sign of more than capital spending plans. Cash provides a cushion for risk-taking and a tool for growth.
Export WhatsApp stickers to Telegram on Android
From the Files app, scroll down to Internal storage, and tap on WhatsApp. Once you’re there, go to Media and then WhatsApp Stickers. Don’t be surprised if you find a large number of files in that folder—it holds your personal collection of stickers and every one you’ve ever received. Even the bad ones.Tap the three dots in the top right corner of your screen to Select all. If you want to trim the fat and grab only the best of the best, this is the perfect time to do so: choose the ones you want to export by long-pressing one file to activate selection mode, and then tapping on the rest. Once you’re done, hit the Share button (that “less than”-like symbol at the top of your screen). If you have a big collection—more than 500 stickers, for example—it’s possible that nothing will happen when you tap the Share button. Be patient—your phone’s just struggling with a heavy load.On the menu that pops from the bottom of the screen, choose Telegram, and then select the chat named Saved messages. This is a chat only you can see, and it will serve as your sticker bank. Unlike WhatsApp, Telegram doesn’t store your favorite stickers in a quick-access reservoir right beside the typing field, but you’ll be able to snatch them out of your Saved messages chat and forward them to any of your Telegram contacts. This also means you won’t have a quick way to save incoming stickers like you did on WhatsApp, so you’ll have to forward them from one chat to the other.
